АНГЕЛЫ МЕЧТЫ

Автор: Евгений Кащенко

 

Суть сценария: Наш современник обращается к другу-психологу, и с помощью ветерана Великой отечественной войной они выясняют, какая связь между его сегодняшней необыкновенной судьбой и жизнью взвода погибших на фронте молодых необстрелянных солдат.

 

Текст сценария – в виде рассказа:

Электронное письмо

- Борис Тихонович, как сегодня со временем? Найдем часик пообщаться? — я позвонил своему коллеге с утра в понедельник.

- Подъезжай к семи в «Гурман». Поужинаем вместе. — Академик как всегда был конкретен. Скорее всего – в силу характера и достаточной востребованности в последнее время. Поговорить наедине с ним было очень трудно: чаще мы решали все вопросы по телефону.

В уютном кафе нас давно знали, обслуживали с душой – приветливо, с милыми улыбками. Быстро принесли наши любимые блюда, коньяк. Мы выпили, закусили, и я сразу перешел к делу.

- Хочу рассказать вам интересный случай из моей практики…

- Раньше конечно не мог, — улыбнулся Борис Тихонович, — а теперь советоваться надумал?

- Все руки как-то не доходили. Представьте себе, несколько месяцев назад обратился ко мне давний товарищ. Зная о нашем Центре, решил он проконсультироваться, так как некоторые события его жизни вращаются вокруг непонятных ему сил якобы оккультизма, эзотерики или потусторонних сил. Мне тоже кажется, что мистикой здесь веет, но этот случай заслуживает нашего внимания. К счастью, суть проблемы автор отправил мне письмом по электронной почте. И лучше будет, если вы сами почитаете его послание.

Борис Тихонович [Б.Т., как сокращенно за глаза называли его коллеги] надел очки, подвинул к себе поудобнее Айпад и принялся читать.

«Моя судьба была столь же не проста, как у камня, котящегося по склону горы: падения в ямы, взлет при приодолении мелких препятствий, вероятность рассыпаться при столкновении с более мощными глыбами, торможение на пологих откосах и набор скорости при падении со скалы.

Вспоминая детские годы, я всегда ловил себя на мысли, что во мне не одно «я«, а целая дюжина. Что, не верится? Или сразу хочется причислить к шизофреникам?

Может быть. Но дочитай все до конца, и, может быть, твое мнение изменится.

Если обычный человек советуется со своим внутренним голосом, или ищет поддержки внутри себя для разрешения проблемы, то мне порой приходилось собирать целый консилиум с этими «я». Или совет отряда,или собрание, или партийное бюро. По–разному: в зависимости от моего возраста и степени важности возникающего вопроса. Называй, как хочешь.

С десяток «я« внутри себя. Сложно. Запутаться можно в спорах с самим собой. Поэтому моим внутренним голосам я придумывал различные имена. А порой давал и прозвища. Причем разделение шло не по цвету волос,росту или тембру голоса. А по тем качествам, которые преобладали у конкретного моего «я». Но, вернее, выбор шел по другим каким–то неосознанным причинам и мотивам. Я не знаю. Так вот, одно моё «я» – отвечало за спортивные успехи, знало поименно футболистов, любило соревнования и разного рода соперничества. Я его называл «Шуриком».

Другой субъект – Андрей – зачитывался книжками и обожал художественную литературу. Сам рифмовал и писал «буковки в кучках» (так я называл свои стишки). Он – «Поэт».

Тошка мечтал об армии и военных подвигах. Любил играть в солдатиков, потом в «Зарницу», «Орленок», любил покомандовать, участвовал в военно–прикладных соревнованиях и т.п.д. Этакий «командир», так сказать.

Адик постоянно хохмил. Прикалывался. Томадил в компании и мог вести конферанс. Рассказывал анекдоты и был душой компании. Это « я» просто звалось – «чудиком».

«Танцору» Ашоту нравилась музыка. Он всегда что-то насвистывал. Подпевал под радио или играющий проигрыватель. Без слуха и голоса, а танцевал. Особые симпатии отдавая кавказским и латиноамериканским ритмам.

Автондилу нельзя было существовать без кисточек и карандашей. Мелом или карандашом он мог изрисовать любое свободное пространство. А на картины в музеях смотрел часами.

Аркадий вечно терся возле девчонок. Заигрывал. Флиртовал. В детстве играл с ними в дочки-матери, вырезал для кукол платья. И юности слыл «Бабником».

Азик считался самым мудрым и рассудительным. Он мог долго думать и размышлять, но советоваться с ним было одно удовольствие. Это «я» – «философ».

Еще было «я» – Артур. Который стремился все сделать самым первым. Он регулярно куда-то убегал. Особенно в походы, в горы, в самые дальние районы города. Мог подраться и числился везучим авантюристом.

Самым трусоватым считался Леша. Вечно сомневающийся, он всегда находил какие-то доводы, подкрепленные математическими расчетами. С его логикой сложно было спорить, к тому же он часто задавал такие сложные вопросы, на которые сам же с трудом находил ответы.

И все бы было не так странно при выявлении психиатрического диагноза, если бы не странное продолжение. В сосуществовании этих самых «я» появились проблемы. Вернее не проблемы, а одна напасть. С годами… они стали куда-то пропадать. Исчезали постепенно из меня. Я даже сначала и не замечал, что этих «я» становится все меньше и меньше.

И вот наступил момент, когда их не стало совсем. Я остался совсем один. Нет теперь сборов нашего отряда, собрания пропали, и даже ячейки партийные не проходят.

Поначалу я испугался. Как же так, обращаешься в себя, а там пустота?

Причина, как я вижу, проста.

По мере взросления, я — здесь я говорю за себя самого — постепенно достигал новых рубежей. Вершины были разными. И высокими и не очень. Но все равно это были достижения. Достижения для любого человека–личности. И некоторые люди к ним шли бы всю жизнь. А у меня к сорока пяти годам даже мечты все куда-то испарились. Осталась так, мелочевка. Поесть. Поспать. Выпить. Что-то прочитать. Какой-то фильм посмотреть.

Суди сам.

1. Математические способности реализовались в победах на олимпиадах и получении первой специальности оператор ЭВМ. Я стал преподавателем информатики еще в то время, когда компьютеры для большинства населения были фантастикой.

2. Увлечение танцами и музыкой начались тремя аккордами на гитаре, полугодовой учебой игры на аккордеоне и неделей тренировок в кружке бальных танцев. Продолжилось оно в качестве домашнего массовика-затейника на вечеринках и дружеских застольях. И закончились победами на сцене в конкурсах художественной самодеятельности.

3. Потом наступило время, когда я стал кандидатом в мастера спорта. Получил массу спортивных разрядов и вывел свою команду по волейболу в чемпионы. Закончились спортивные достижения банальной операцией на позвоночнике. В итоге все резкие телодвижения были запрещены.

4. Выбрав профессию военного, я прошел весь армейский путь и дослужился до полковника. При этом моя служба была связана с многочисленными командировками и переездами по всей стране от Питера до Камчатки. И если два переезда приравниваются к пожару, то горел я раз 7-8.

5. Постоянно рисуя, я совершенствовал свое мастерство художника-графика, и организовал ряд персональных выставок, оформил массу книжек, слыл толковым шаржистом. В итоге стал членом професинально-творческого союза художников России.

6. Неожиданно для себя начал заниматься научной деятельностью. И вскоре защитил кандидатскую диссертацию, а потом и докторскую. Ты знаешь, что я потратил на все это около пяти лет.

7. В следующие пять лет я сочинил сборник песен и стихов, издал десяток толстых и не очень книжек, среди которых парочка стала бестселлерами.

8. Я продолжал смеяться сам и прикалываться над другими до тех пор, пока не овладел искусством шаржа. Публиковался в «Версии», «Изюминке», «СПИД–инфо», «Красной звезде», «Вечерней Москве», «Литературной газете» и др. В итоге, как художник–карикатурист, вошел в десятку лучших свободных художников на Арбате.

9. Постоянно писал заметки, статьи, вел рубрики в газетах и дослужился до заместителя главного редактора одного из журналов.

10. Не прошло даром и увлечение девочками. На одной из кафедр был избран профессором психотерапии, медицинской психологии и сексологии. А российское психоаналитическое общество избрало меня Почетным членом.

Видишь сколько ипостасей?

Для многих моих друзей и знакомых такой набор специальностей совершенно не реален. Кто-то бьется всю жизнь в погоне за членством в союзе писателей или пишет докторскую диссертацию. Кто-то так и не стал полковником. А кто-то лишь мечтает о профессуре.

В чем дело? Мне кажется, что я проживаю не одну жизнь, а несколько чужих. Причем многие из них достаточно серьезны, а иные поверхностны.

Может ли быть такое? И что делать мне сейчас без этих внутренних «Я»? Ответ на этот вопрос я найти не могу…»

- Интересная ситуация. — Борис Тихонович отодвинул ко мне планшет, вздохнул и задумался. – С одной стороны, все это где-то типично для любого одаренного или талантливого человека. Который, если талантлив, то не в одной ипостаси. Вспомни Цезаря, Леонардо да Винчи, и прочих. С другой стороны, здесь, и правда, что–то не так. Меня в этом письме заинтересовала одна ситуация с именами. Ну-ка напомни-ка мне эти самые «я».

- Минуточку… – я бегло прочитал по тексту письма. – Шурик, Тоша, Андрей, Адик, Ашот, Автондил, Аркадий, Азик, Артур, Алеша. Имена, как имена. Ничего необычного. А почему они вас заинтересовали?

- Не знаю. Мне показалась знакомой ситуация, где встречаются подряд несколько имен, начинающихся на одну букву. Смотри сам. Саша, Шурик — это Александр. Тошей зовут часто Антона. Толя — Анатолий. Леша – Алексей. С остальными и так понятно. Все имена начинаются на букву «А».

– Может быть. Я не обратил на это внимание. А что это за знакомая ситуация?

- Это старая история. Когда–то на фронте у нас был взвод, в котором случайно собрались все солдаты с именами на «А». Мы тогда, в эшелоне, когда ехали на передовую, еще смеялись. Надо же, как повезло ротному писарю. Пиши инициалы и не задумывайся. А тем ротным писарем был ваш покорный слуга. А ныне Действительный член академии наук.

- Забавно…

- И забавно, и не очень, — Борис Тихонович закурил. — Я расскажу одну старую историю. Может она поможет в твоей работе. Наберись терпения… Я давно не вспоминал годы войны. — Он склонил голову чуть на бок, положил в карман свои очки с роговой оправой, прищурился, что было верным показателем его желания рассказать нечто из далекого прошлого. Долгие годы совместной работы приучили меня к терпению в общении с пожилыми людьми, и я приготовился слушать.

Голос Б.Т., мягкая успокаивающая речь и немного выпитого мной коньяка убаюкивали. Постепенно я стал клонить голову вниз и прикрыл глаза. Слова ветерана рисовали в моем воображении картины прошлого, навеянные кинофильмами, рассказами ветеранов, участников боевых событий.

Воспоминания ветерана

- Молодым восемнадцатилетним пацаном меня призвали в армию. Война к концу сорок третьего года приобрела некую победную направленность и мне, мальчишке, натерпелось попасть на фронт. Благодаря среднему образованию, хорошему почерку и тщедушной комплекции я попал в писаря. Очки на носу, которые я носил с пятого класса, делали меня похожим на ботаника, как сейчас говорят. А тогда было важно только совершеннолетие мужчины, да и то не всегда. Над очкариками всегда посмеивались. А тут еще и в писаря записали… Радовало только то, что отправляют нашу часть на передовую…

В те годы я с матерью был в эвакуации. На границе южного Урала и Казахстана. Как и большинство моих сверстников стремился в армию. Поэтому до фронта нам было очень далеко. Но поезда ходили исправно, особенно на запад: техника, продовольствие, люди — все, что требовал фронт, по рельсам доставлялось довольно регулярно. Вот и нашу часть быстро скомплектовали, и эшелоном отправили к европейской границе.

Эшелон был довольно большой. Помимо платформ с техникой, было несколько теплушек в которых ехали бойцы и один командирский вагон: для командного состава. Правда, в каждой теплушке ехал кто-то из младших командиров, некоторые из них периодически, где-то раз в сутки, менялись и уходили отсыпаться к офицером. А мы считали шпалы, смотрели по сторонам, отсыпались на нарах или сене (кому что досталось). Днем командиры проводили с нами занятия прямо в вагонах: политрук вел беседы, мы собирали и разбивали оружие, учили матчасть, да ходили в караул. Сами себя и охраняли вместе с техникой, конечно.

С командиром мне повезло. Я знал еще по нашему городку. Курсантом он приходил в увольнение к нашему соседу — старому черкесу. Они были земляками и передавали друг другу весточки со Ставрополья. Иногда Федор выходил к нам во двор и играл с парнями в волейбол. Там на площадке, где детвора его называла дядей Федей, мы и сдружились. Так случилось, что он закончил училище, а меня призвали в это время. В одной части меня прикомандировали в его роту. Я служил солдатом, а он — взводным. Поэтому я был, как бы сказать, под покровительством старшего товарища, что ли. Но и стружку он с меня спускал, если было за что.

Сам Федор был родом откуда-то с Северного Кавказа. Его рассказы о Домбае, походах в горы и плавании на плотах по бурным речкам, охоте в лесах на птиц очень увлекали. У нас — сплошные степи, да одинокие деревца. А у него — красочные рассказы об орлах и барсах. Было очень интересно! Еще в начале этого года его отправили в училище комсостава, где он и выучился на офицера.

В теплушке, куда я попал, стояли ящики с минометами. А место для бойцов было отгорожено сбитыми меж собой досками. Из них были сколочены нары, где спали мои товарищи. В на полу валялось сено, лежать на котором было мне очень приятно. Запах, понимаешь, такой от сена шел запах! Что там современные дезадаранты и шампуни, духи и одеколоны… Не сравнить с тем ароматом деревни, лета, скотины… Я и сейчас его помню…

Первым с кем я познакомился в теплушке был Кеша. Точнее Аркадий Гинзбург. Интересный такой парень, франтоватый, с тоненькими усиками над верхней губой. До сих пор не могу понять, как он находил время для ухаживания за ними! Выщипывал, подрезал, любил ухмыляться и чуть вверх правый ус приподнимать. Он мне предложил место на сене, чтоб не карабкаться по нарам.

- Понимаешь, профессор, — так он меня называл за мои очки, — не царское это дело по палатям скакать. Пусть спортсмены отжимаются и прыгают по доскам. А мы спокойненько с тобой будем лежать и силы к бою готовить. Да и к обеду нам сподручнее успеть первыми.

Кеша целыми днями, как выпадало свободное время, лежал в дальнем углу под нарами и мечтал. Мечты его были несколько похожи. Вот идет он, например, по аллее парка а навстречу ему — девушка ослепительной красоты. Или сидит он кино, а по обе руки от него две девушки, которые его по коленкам гладят. Даже в кармане гимнастерки у него была газетная фотография группы девчонок — бригада ткачих, победителей какого-то соревнования.

С другой стороны от меня лежал Ази — мой одноклассник. Молчаливый такой парень, мой одноклассник, чуть замкнутый, не любитель больших компаний, как я помнил еще со школы. Он постоянно ходил в библиотеку и носил оттуда толстые книжки. В классе считался самым умным и ему пророчили поступление в университет. Но война нас уровняла и отправила на фронт — там свои университеты. Лежа на сене, он часто цитировал нам с Кешкой кого-нибудь из великих философов. То Сократа, то Цицерона, то Аристотеля. А потом доказывал, как мы победим фашистов, потому что такой исторический путь развития наиболее прогрессивный.

Кеша иной раз его поддевал там, что Ази даже с девочкой никогда не целовался, а тот молчал и просто улыбался. Как будто эти вопросы и не волновали его совсем. Хотя я знал, что у него девять сестер осталось дома и, что такое женщины разной красоты и возрастов, он знал получше своего франтоватого товарища по оружию. Ази, низкорослый, с ногами выгнутыми колесом, раскосыми восточными глазами и растопыренными ушами совсем не походил на красавчика. Даже наоборот. Не случайно, его кое-то из взвода басмачом называл. Но мне он еще в школе говорил: «В мужчине не красота главное, а ум». Я его не переубеждал, зная что свое мнение Ази изменить может только под влиянием какого-нибудь авторитетного ученого, а те, все как на подбор, были на вид страшными и неказистыми. Что очкастый Энштейн, что лысый Сократ, что наш Ази.

В первую ночь моего пребывания под нарами я услышал интересные стихи. Читал их сосед сверху Андрюха. Сначала я подумал, что кто-то подвывает или плачет. Потом разобрался: так доморощенный поэт их декламировал. Не столько для слушателей, сколько для себя. Он искал ритм стиха, так это называлось по его мнению. А я и соседи рядом называли это блеянием. Тогда было смешно, а теперь грустно… И все потому, что худенький, бледный юноша, с прозрачными, как белая слюда глазами и выжженными солнцем волосами, совсем не походил на героя-поэта. У моего поколения тогда был свой идол — Владимир Маяковский. Его строевого шага ритм, твердость и громкость в поэзии казались мне эталоном. А тут нежные слова о цветах, звездах, рассвете, соловьях выглядели чем-то инородным. С другой стороны, грубые стены теплушки, разъедающий дым буржуйки, страшные перспективы войны в соседстве с мягкими, чувственными, романтичными строчками казались не такими жуткими, едкими, страшными.

Пару ироничных строчек Андрюхи я запомнил:

Во мраке звезда одинокая, холодная, очень далекая,

Лучами пронзает столетия… А мы ей в ответ — междометия…

Утром меня разбудил Антон, громким командирским голосом прокричавший «Подъем, очкарик!» Я так крепко спал на новом месте под стук колес, что не заметил, как все встали, оправились и готовились к завтраку. В теплом сене было уютно и тепло ночью, а вечерние разговоры с сослуживцами убаюкали меня, как ребенка колыбельные. Антон, казалось, был прирожденным военным. Всегда подтянутый, крепкий, мускулистый, с врожденной армейской выправкой он напоминал русского богатыря. Даже вечно розовые щеки, где пунцовый румянец больше подошел бы девушке, чем парню, не смущали его. Хоть сейчас присваивай ему звание сержанта, а то и старшины! Не случайно дядя Федя, покидая теплушку, иной раз оставлял его старшим по вагону. Ответственный и дисциплинированный, шагающий прямыми ногами, Антон, похоже, и спал по стойке «смирно».

Выбираюсь из-под сена, а вокруг все стоят и гогочут: весь в трухе и травинках, с заспанными глазами и очками на веревочке, я точно походил на пугало огородное.

- Дуй в штабной вагон, пугало! И в порядок себя приведи, не позорь взвод, — богатырь командовал зычно и уверенно, как будто сто лет командовал военными отрядами или такими пацанами, как я. — Не забудь планшет взять!

Не успев позавтракать, я взял свой планшет с бумагой, карандашами и прочей мелочью, спрыгнул на землю и побежал к командирскому вагону. Эшелон стоял в степи перед каким-то населенным пунктом. Было тихо, солнечно, над вагонами кружились птицы. Только изредка слышались армейские команды да лязгание оружия. У каждого вагона стоял часовой, и только в одном месте курила группа офицеров. Туда мне было и надо.

По дороге меня окликнул Шурик. Сегодня он был в наряде по кухне и, выдав кашу с чаем дежурным, отрывался в своем репертуаре. На вытянутых руках он делал стойку-свечку. Балагур и весельчак, он слыл и лучшим спортсменом среди нашего взвода. Даже в этой позе, он умудрился держаться на одной руке, а другой протянул мне кусок хлеба. При этом ногами в сапогах похлопывал, как аплодировал! Завидовал я ему страшно… У меня никогда так не получались гимнастические упражнения, а Шурик-гимнаст даже сальто нам в вагоне показывал, прыгая с места.

- Спасибо, дружище! — откусив на на ходу кусок теплого хлеба, я засунул его к карман галифе. В штабном вагоне можно просидеть с документами целый день, и когда еще будет остановка, и мне удастся вернуться к своим, было известно только машинисту паровоза. Да и то не наверняка. Мы, хоть и шли литерным, но и по круче нас были составы, которые гнали без остановок.

- А с тебя папироска из штабного вагона! — встав на ноги крикнул мне вслед акробат и, подпрыгнув, подтянулся на перекладине двери теплушки. Потом вытянул ноги уголком, вывернув руки, сделал переворот за спину и приземлился. Пресс у Шурика был стальной. На его животе могли два человека стоять, и хоть бы что.

В штабном вагоне я проработал весь день. Писанины было много и отдыхать было некогда. Несколько раз выходил в тамбур, где стоял посыльным Степаныч, парень из нашего взвода. Долговязый, длинноногий с умными глазами и пухлыми губами, которые постоянно шевелились. Степаныч любил считать, причем в книжке «Золотой теленок» он прочитал, что можно в уме перемножать любые числа. Это его так вдохновило, что он постоянно тренировался. Мне надо было всегда в столбик цифры писать и подсчитывать, а он это делал в уме. Кажется, такой длинный, пока до него дойдет, что на что множить! Так нет, произведение давал в лет. Не говоря уже про суммы чисел.

- Степаныч, помножь 12 на 150!

- 1800. Тебе зачем? — в занудстве ему не откажешь.

- Сахар на взвод получать надо.

- Тогда 2000! — вот это в нем было. Если для своих — сладенькое, то побольше. Если для чужих — поменьше. Хоть пересчитывай после него.

Ближе к вечеру я составлял списки всего личного состава части. За моей спиной стоял Храп. Не тот что храпит, а фамилия у парня такая. Стоит молча и смотрит. Прямо над душой стоит, на нервы действует. Я молчу. Привык, что работать всегда приходилось не в отдельном купе, как начальник штаба с картами и бумагами, а на людях. Рядом всегда кто-то пишет, офицеры спорят, телефонисты в свою морзянку играют. Молчу и пишу. Вдруг слышу:

- Ты обратил внимание, что в нашем взводе все имена кроме твоего и командирского на букву «А» начинаются? — вот наблюдательности Храпу хватало на всех. Он и по звездам умел читать, и в досках теплушки видел узоры, мог птицам подражать, много чего знал и повидал за свои двадцать лет. Был в Москве и Ленинграде, ездил во Владивосток, спускался на байдарке по бурным рекам. Больше всего любил ходить по музеям. Как начнет рассказывать о своих поездках, как будто по книжке читает.

- Ага, — отвечаю. — Мне уже телефонисты об этом говорили.

- Однообразие облегчает нам жизнь, но делает ее скучной, — философски заметил он.

- Ты так на Ази похож. Тоже кого-то цитируешь.

- Это я свои наблюдения тебе говорю. Я же не просто смотрю, а выводы пытаюсь всегда сделать. Согласись, интересно, как только дело к нашему взводу подходит в твоей писанине, ты сразу всем букву «А» пишешь и готово дело!

- Ага. — Мне очень хотелось быстрее разобраться со списками и успеть на ужин. Сегодня обещали мою любимую гречку. И зачем человек спешит, если не знает, что его ждет впереди?

После ужина меня поставили ответственным за тепло в вагоне. Работа не сложная, знай подбрасывай уголь в буржуйку. Если съэкономил в обед горбушку хлеба, то можно поджарить и похрустеть. Компанию мне составил Автондил. Для наших мест грузин был диковинкой. И на всю часть он был один. К тому же такой характерный, с орлиным носом, черными глазами и волосами. У него были тонкие «музыкальные» пальцы, как говорил Ашот, и блокнот в кармане. Он сидел рядом и рисовал карандашом в своем блокнотике. Медленно, старательно он делал наброски нашего «прифронтового пути» — так он называл свои картинки. Мне было трудно понять хорошо он рисует или плохо. Как-то к живописи я относился равнодушно. К тому же целыми днями сам что-то писал, писал. На бумагу смотреть было тошно. Авто, так его чаще называли ребята, до войны ходил в рисовальный кружок, ему нравилось, когда на чистом листе бумаги появлялись картинки, сделанные своими руками. Когда-то в мирной жизни у него даже выставка своя была. Он там приз получил — набор карандашей. Они почти все списались, но парочка еще затачивалась регулярно, и он рисовал в любую свободную минуту. Достанет блокнотик, проведет линии-штришки и опять его спрячет.

Остальные ребята взвода сидели на нарах и беседовали с командиром. Иногда там радовался чей-то смех, порой шепот Андрея, уверенный голос Антона.

Через некоторое время к нам подсел Ашот, который всегда старался быть рядом с Авто. «Мы с Кавказа!» — как обычно заявил он, чувствуя поддержку рядом с крепким и сильным земляком. Сам Ашот был мелким, худым, с редкими рыжими волосами. Занимая правый фланг самым первым на построении взвода, роты или всей части, он никогда не ошибался. Этого армянина можно было бы называть по росту сыном полка, если бы не густая щетина, которая у него росла как мох на пне. Сравнение с пнем тоже не случайное. Простоват был Ашот. Когда-то в детстве ему на голову упало что-то тяжелое, взгляд окосел, сотрясение мозга было приличным. Его пытались лечить, но безрезультатно. Тугодумость, внезапный уход в себя были свойственны его характеру. При этом его замечательный голос, знание множества песен совсем не вязались с внешностью кавказского чурбачка. Так его порой называли ребята из-за фамилии, которую переиначивали как Деревочурбан.

- Брат, не толкай, да! Видыш рысую.

- Это огонь? Красиво… Как настоящий. — Авто в темноте ночи, наверное, покраснел от комплимента Ашота. Но рисование продолжал.

- Ара, лучше спой, да! Вот ты поешь красыво. — Ашот не стал ждать повторную просьбу и тихонько запел. Интересно, что говорил он отлично по-русски, а пел в основном по армянски. Слов никто из нас не понимал, но мелодии и тембр его голоса всегда трогали слушателей. Иногда он пел целые оперные арии по итальянски, пытался и сам сочинять музыку. Очень мне нравилась его строевая[1]:

Парни в форме цвета хаки

выпив норму — жаждут драки,

но на службе драют траки,

поднимают в небо Яки.

систематически…

Распускают про них враки

те, кто ненавидит хаки.

Их метелят, залив баки,

при погонах цвета хаки.

эпизодически…

Тем, кто любит парней в хаки,

они дарят розы, маки

и всегда в любви-атаке

побеждают парни в хаки.

периодически…

Если выкинут нунчаки

и наденут свои фраки

станут преданней собаки

Наши парни в форме хаки

теоретически…

За страну свою вояки

Позабыв про пиво, раки

Пасть порвут и гадам всяким

Крест поставят цвета хаки.

Это практически!

Мы сидели у огня и под песню Ашота наслаждались спокойствием вечера, мерным стуком колес, потрескиванием дров в печке и даже не представляли себе того, что нас ждет впереди. Выживем ли? Удастся сразиться с врагом? Страшно ли на войне? Когда попадем на фронт? У каждого были свои вполне понятные мысли, которыми мы не раз делились друг с другом в этой поездке.

- О чем мечтаем? Что носы повесили, землячки с Кавказа? — голос Адика прозвучал над моим ухом совсем неожиданно. Он всегда говорил четко, внятно и уверенно, как диктор на радио. — Доставай бумагу, Борька. Твой коллиграфский почерк будет в эту минуту востребован всем нашим личным составом!

Адик любил поговорить, знал массу анекдотов о своем городе и разные бакинские истории. Травить байки к случаю и без случая он мог и со слушателями и в одиночестве. Артист! Как будто роль репетирует….

- С чего это вдруг? — мне совсем не хотелось вставать от печки.

- Сиди-сиди, дружище. Твой планшетик я тебе принес. Ты уж сам достань бумагу и карандаш. А я тебе расскажу, что требуется.

Я посмотрел ему за спину и увидел приближающихся ребят из взвода, во главе с улыбающимся дядей Федей. Неторопливо достал лист бумаги, карандаш и приготовился к очередной авантюре Адика. Он мог рассмешить окружающих, умел по доброму шутить, а мог так интересно организовать всех вокруг, что радостное настроение долго еще витало в нашей теплушке. Кроссворд хором отгадывать, загадки-шарады и прочее он мог непринужденно, как профессиональный массовик-затейник. У него уже был маленький сын, жена, о которой молодой муж мог говорить тоже часами. В отличие от нас всех, холостяков, Адик и дядя Федя были женатыми мужчинами. Этот факт делал их на голову старше остальных и вызывал некое уважение.

- Пока Вы тут песни поете и на огонь пялитесь, мы думали о том, что нас ждет после войны, — продолжал Адик. А потом обратился ко всем, — Никто в нашей победе не сомневается?!

- Нет! — Стройный хор молодых парней ответил так дружно, как мы приветствовали на построении нашего командира части.

- Так. Ближе к теме. Слушайте приказ, боец Иванов. — Дядя Федя взял управление в свои руки. Его глаза немного улыбались, так как ему порой неловко было говорить со мной на «Вы». Училищные увольнения наложили отпечаток на наши отношения, и он периодически сбивался в обращении ко мне. Будешь писать, Борис, вот что…

Командир немного подумал, почесал за ухом и продиктовал:

«Кем мы станем после победы над фашистами [мечты минометного взвода].»

Вокруг нас собрался весь взвод, кто сел у печки, кто остался стоять, и каждый боец мне стал диктовать по очереди свои мечты…

Надо дальше жить…

Неожиданно зазвонил мой телефон. Борис Тихонович умолк, давая мне возможность ответить собеседнику. В уголках его глаз появились маленькие слезинки, которые она смахнул так же незаметно, как смахивают снежинки с перчатки.

- Хорошо. Буду, — ответил я и отключил мобильник. — Извините, Борис Тихонович, срочно к ректору вызывают…

- Ничего страшного, иди, дружок, иди. Работа — прежде всего. И, знаешь что, пригласи–ка на следующей неделе этого своего товарища ко мне. Я покопаюсь в своих архивах. Кажется, я чувствую какое–то решение. Или хотя бы путь к разрешению проблемы твоего друга.

Но не на следующей неделе, не через месяц нам встретиться не удалось. Борис Тихонович — ветеран Великой отечественной, подполковник запаса, всемирно известный ученый, попал в госпиталь для ветеранов. Инсульт. Долго болел. Кроме родственников к нему никого не пускали. Когда он пошел на поправку, я все еще был в командировке. А когда вернулся, то узнал, что этот замечательный человек скончался в своем кабинете. Ушел тихо, за работой. В его руках была рукопись, а рядом последние заметки, написанные аккуратным мелким почерком ротного писаря. Он так и не привык к компьютеру. Дети Бориса Тихоновича, помня о нашем с ним сотрудничестве, передали многие его рукописи мне в отдельной папке. Тем более, что это просил сделать Б.Т.

Вот что я прочитал на первом же пожелтевшем от времени листке, где крупными буквами, красивым почерком сверху было написано:

«Кем мы станем после победы над фашистами [мечты минометного взвода].

1. Григорьев Александр Александрович — хочет быть спортивным чемпионом.

2. Блюкин Андрей Борисович – мечтает стать поэтом (как Есенин).

3. Волченков Антон Петрович – выучиться на красного командира. И бить буржуев до полной победы социализма.

4. Голдовский Адольф Михайлович – займет место конферансье в театре у себя в Баку.

5. Дадаян Ашот Мирзоевич - будет музыкантом.

6. Дашидзе Автондил Тариелович — станет художником, как дядя Дато.

7. Гринзбург Аркадий Исакович – поступит в институт и будет врачем-гинекологом (что бы девок чаще щупать).

8. Урусов Ази Келымбетович – станет ученым аксакалом как философ Сократ.

9. Храп Артур Сергеевич — обойдет всю страну как путешественник до самого края Земли.

10. Ширяев Алексей Степанович — будет учителем математики в школе.

11. Командир взвода Маневич Федор Игоревич хочет, чтобы жена родила ему сына и вернуться домой живым.

Клянемся, что после победы над фашистами выполним свои мечты!

Подписи всех бойцов внизу листка и еще одна надпись:

Со слов друзей записано мной ротным писарем Ивановым Борисом Тихоновичем. 12.11.1943.»..

Почерком профессора Иванова на обороте фронтового листка была сделана приписка химическим карандашом:«Через день 13.11.1943 года в вагон-теплушку, где ехал взвод, попал снаряд. Погибли все.» И чуть ниже — два слова шариковой ручкой — «ангелы мечты». Судя по всему, эти слова были записаны совсем недавно.

Рядом лежала черно-белая фотография, на которой рядом стояли курсант военного училища в форме второй мировой войны и юный парнишка, отдаленно напоминающий Б.Т. Примерно тот же рост, очки, но тщедушный, худой. Только веселая улыбка на беззаботном лице напоминала мне профессора в молодости. На обороте стояла подпись: «Борьке от дяди Феди».

Лицо курсанта мне показалось знакомым. Попытался напрячь свою память, но вспомнил лишь имя командира взвода, о котором я услышал в нашу последнюю встречу. Без сомнения, на фотографии тот самый командир и молодой Борис Тихонович. Но почему лицо знакомо?

Я несколько раз перечитал пожелтевшее письмо. Внимательно рассмотрел фотографию. Невольно сравнил содержание письма с тем, что мы читали на сайте моего друга полгода назад вместе с Б.Т.

Удивительно! Все похоже! И имена парней. И желания. Интересное совпадение? Похоже, что нет. Совсем не случайно Б.Т. отложил это послание из прошлого для меня. Именно здесь должен быть скрыт ответ на вопрос моего друга…

Два момента меня зацепили. Первый, это то, все имена во взводе начинались на одну букву. За исключением только командира. И, надо же, все они погибли… Жаль ребят. Мало того, ротный писарь и Б.Т. — это один и тот же человек, который мне рассказывал о том самом дне накануне гибели взвода!

Как же я не придал значения этим совпадениям? Странно… Редкая случайность, но чего только в жизни не бывает! А случайности на войне — закономерность. По крайней мере многие фронтовики такого мнения. И второе. Причем в академической приписке такое светски-религиозное сочетание слов? Что означают «ангелы мечты»? Что хотел сказать академик, но не успел? Он наверняка что-то знал такое, что могло дать ответ и помочь моему другу. Какие догадки его посетили, когда он наткнулся на это послание времен войны? Почему «ангелы мечты»? Не известно…

Я порылся в мировой паутине, пытаясь докопаться до сути. Но похожие названия молодежных групп и музыкальных коллективов ни к чему не подтолкнули. Ангелов всяких мастей было полно. Не считая ников на форумах и в соцсетях! Были и сказки, и притчи, и толкования… Но никакой связи я не нашел с письмом друга и запиской академика пока не наткнулся на один интересный сайт…

Просидев за рабочим столом почти до утра, я решил встреться с другом и переговорить. Две головы лучше одной — давно придумано, да и утро вечера мудренее.

Вечером следующего дня мы встретились в том же кафе, где я впервые показал Б. Т. письмо товарища. Теперь уже он сам внимательно перечитал послание из прошлого века. А когда дочитал до конца, его глаза просветлели, и на удивление стали еще более серьезными.

Достал свою зажигалку и сигарету, он не спеша стал покручивать ее пальцами. Потом закурил и обратился ко мне:

- Ты знаешь, а фамилия моего деда была Маневич.

- Не может быть! — я поперхнулся своим кофе. — Может быть, он и был тем самым командиром взвода?

- Вполне. Всех мальчиков в нашей семье называли в честь дедов. Это вне сомнений. Я — Федор.

– И тебя в честь деда назвали Федором?

– В честь него. Но мой дед погиб позже, чем на год — в сорок пятом. Я сам видел похоронку и был на его могиле.

- Как же так?! — наступила моя очередь удивиться.

- Хотя надо подумать. — он немного оживился, пытаясь вспомнить что-то важное. — Ты же сам понимаешь, чего только на фронте не бывает. Так…, мать моя родилась осенью 1944 года. Как раз через девять месяцев после приезда деда с фронта на побывку после контузии. Бабка рассказывала, он приезжал домой после госпиталя на пару дней. Похоже, что он не погиб в тот раз со всем тем взводом. Видно, выжил. При контузии можно так сознание потерять, что тебя за мертвого примут в момент. Вот и считал твой профессор погибшим моего деда.

- И это вполне возможно. Командир мог находится в это время где-то в штабном вагоне, например. Как и ротный писарь, кстати. Б.Т. был с тем взводом, но остался жить…

- Точно! Мог за водой убежать или в штабном вагоне бумаги писать…

- Мы этого уже не узнаем. А дед твой?

- Шальная пуля настигла моего деда где-то через полгода после рождения мамы. А похоронка домой пришла уже после победы. Это мне и мать, и бабка рассказывала — его жена.

- Теперь посмотри фотографию, — я уже понял, почему мне курсант на ней казался знакомым. Он был достаточно сильно похож на моего друга в молодости. Тот же крупный нос, залысины на лбу. Живой Федор, только лет на двадцать пять-тридцать моложе.

- Откуда у тебя эта фотография?

- В документах у Б.Т. была.

- В нашем семейном архиве такая же есть, представляешь! Это мой дед сфотографирован во времена учебы в военном училище! Сто процентов — такой же снимок. Только в нашем альбоме часть фото обгорела и дед там один, второго парня совсем не видно.

- Подожди. Это получается, что твой дед знал всех тех погибших бойцов, был их командиром и старшим, уже женатым товарищем. И мало того, сам мог 13 ноября погибнуть. Но чудом выжил, если приехал для лечения после контузии. И под впечатлением такого страшного события нашел утешение в постели у твоей будущей бабушки.

- По рассказам близких, он тогда был в подавленном состоянии. Сильно переживал. Подолгу молчал. Теперь ясно почему. Потеряв всех друзей, которые так хотели жить, работать, любить, он–то остался. Эти молодые парни мечтали о будущем, но в мгновение ушли в никуда. А он выжил.

- Но лишь на год пережил свой взвод. От судьбы не уйдешь… — настала моя очередь удивлять друга и я поделился информацией нарытой в интернете. — У тебя братьев нет?

- Один я.

- А дяди, тетки?

- Нет и не было никого.

- Теперь становится понятной фраза Б.Т. про «ангелов мечты»…

- Что еще за ангелы? Ты — о приписке в письме?

Я почувствовал как напрягся Федор, но продолжал:

- Существовала такая легенда. А может быть просто притча, миф или выдумка. Но суть её сводилась к следующему… — он закурил, а я принялся рассказывать, заглядывая на страничку в айпаде. — Ты, конечно же, слышал о переселении душ, реинкорнации и прочих пока ещё не доказанных явлениях. Так вот, говорят, что когда-то очень давно на земле появились два ангела. Один из них был изгнан с небес, а второй не смог расстаться с другом, и последовал за ним. Они вместе делили кров, помогали во всем друг другу и были просто неразлучны. Каждый из них мечтал о прекрасном будущем, и не видел его в своих фантазиях один без другого. Оба страстно мечтали о том, что когда-то будут прощены и вернутся вместе в райские кущи. Однако, суровая кара небес настигла их и на земле. Но по ошибке погиб невинный, а его друг остался в живых. Последние слова умирающего звучали примерно так: «Я обязательно вернусь к тебе в образе твоего же сына и наши мечты сбудутся.»

Поникший и убитый горем ангел не мог перенести такого удара. Он принял человеческий облик и стал жить смертной жизнью. Женился. Появились дети. Но рождались только девочки. Он рассказывал им о своем друге и верил, что его внуки станут ангелами. Но горе быстро сломило его, и он ушел из жизни, не дождавшись ни рождения сына, ни внуков.

С тех пор люди верят, что ангелы мечты должны проявиться в любое время и в любом поколении, чтобы осуществить самые заветные желания их родителей.

- Красивая история. Хочется в нее верить.

- А мне кажется, что именно в твоей судьбе явились эти ангелы мечты, чтобы ты смог осуществить желания тех самых молодых бойцов… Именно здесь кроется разгадка совпадения имен. На подсознательном уровне твой дед перенес информацию о мечтах тех ребят в гены твоего рода. И случай для их осуществления выпал именно тебе.

- Почему мне? Мистика какая-то….

- У командира родилось дочь, а у нее — ты. Ты, Федор, — следующий мужчина в своем роду после деда.

- Хочешь сказать, что я проживаю жизнь за дюжину не вернувшихся с фронта пацанов?

- Похоже на то.

- Да… Похоже.

- Это надо осознать. Будешь? — я налил по рюмке коньяка, и мы молча сидели в своих креслах, пытаясь разобраться в случившемся. Такого рода откровения случаются не часто. Пусть и кажется неким паронормальным явлением. Похоже, что эта ситуация имеет для него неимоверно важное значение. Федор непривычно молчал. Не курил. Взгляд стал отстраненным. Он весь ушел в себя.

Так, пригубляя коньяк, мы молчали довольно долго и думали каждый о своем. Я поминал Б.Т. и жалел, что его уже нет рядом. Федор, похоже думал о деде, его фронтовых друзьях и своей жизни, где уместились судьбы десятка человек.

- Извини, но почему же сейчас их нет со мной, как внутренних «я», проживших со мной всю жизнь?

Вот почему я вспомнил академика. Наверняка, он нашел бы правильные слова, чтобы растолковать нам ситуацию. Теперь, без него, это должен был сделать я сам. Но как?

- Похоже, что ты выполнил свой астральный или космический, ритуальный или какой–то иной долг: ты воплотил мечты их юности в жизнь.

- А почему так быстро?

- Вообще-то, ты сам рассказывал, что они уходили постепенно по мере достижения своего потолка. Да, ты сам подсчитай. Им было тогда 18-20 года. Плюс возраст твоей матери, когда она тебя родила. Сколько в сумме получается?

- Около пятидесяти лет, — вздохнул Федор.

- С исполнением тебе 45 годков, кто раньше, кто позже, они покинули твое подсознание. То есть, в сумме получается лет восемьдесят с небольшим.

- Ну, и что?

- Все сходится. Средний возраст российского мужчины около 65 лет. Отними возраст тех погибших парней и получишь свои годы.

- Да. Получается по твоей арифметике, что они во мне (или со мной?) как бы прожили свою жизнь… И ушли в мир иной… — Я напоминаю себе флейтиста, с детства репетирующего сонату для сольного концерта, который никогда не состоится, — Федор грустно вздохнул. — Всегда, когда мы достаем занозу из нашего тела, она оставляет после себя незаживающую рану… Что же дальше?

Я внимательно посмотрел на друга. Несколько поникший, с озабоченной складкой на лбу он сидел напротив меня и мял пальцами сигарету.

- Наша жизнь, как океан. Она не более постоянна, чем волна, поднимающаяся над морем. Каковы бы мы ни были, но свои победы и поражения мы должны пройти, потому что очень скоро одна волна поднимет новую, за ней придет другая волна, третья, но это будет уже позже… Живи своей жизнью…

– Долго ли? Как? — он попытался улыбнуться.

– Не знаю… Извини, тут я не провидец. Это — твоя жизнь.

25.06.2006 года — 18 сентября 2012 года

________________

[1] Музыка к песне «Парни в форме цвета хаки» здесь: http://kea-com.ru/muzyka/