ТАЙНЫ ЗАПАСНОЙ СТОЛИЦЫ

Автор: Александр Безуглов.

 

Из ЗТМ:

1. КИНОХРОНИКА – 1941 ГОД, ВЕЛИКОБРИТАНИЯ, ЛОНДОН

2. ИНТ. ЛОНДОН, ЧЕЛСИ. КВАРТИРА ПОПУЛЯРНОГО ЖУРНАЛИСТА АГЕНТСТВА «АССОШИЭЙТЕД ПРЕСС» ЭДДИ ГИЛМОРА. – ДЕНЬ.

Яркий солнечный свет. Второй час дня. На календаре – 22 июня 1941 года. В зеркале отражаются большие настенные часы. Мутным взглядом Гилмор пытается разглядеть, который час. Солнце слепит глаза.

Гилмор отворачивается лицом к спинке дивана. В квартире типичный бардак тридцатилетнего холостяка.

ЦИТАТА: Эдди Гилмор, американский журналист. Родился в небольшом городке Селма, штат Алабама. С 1941 года – сотрудник лондонского бюро информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс». Весной 1941 года был в краткосрочной командировке в Москве.

Гилмор все еще спит. Настойчивый телефонный звонок заставляет его открыть глаза. Он садится, оглядывает комнату в поисках тапочек и, не найдя их, босяком идет к телефону.

Гилмор берет телефонную трубку, говорит по-английски.

ГИЛМОР:

Я слушаю! Говорите же, черт возьми!..

Бросив трубку телефона, он делает шаг-другой к холодильнику, долго изучает его содержимое, достает бутылку, выпивает, морщится, замечает дюжину пустых бутылок самого разного калибра. Смотреть в зеркало на самого себя Эдди не в состоянии. Он идет к окну и с вожделением заворачивается в одну из штор. О чем он думает в этот мгновение? Вздрогнув от телефонного звонка, Гилмор раздумывает, брать трубку или нет.

ГИЛМОР:

Я слушаю. Какого дьявола! Вы будете говорить или нет?

НАТАША.

(Говорит по-английски с акцентом):

Эдди! Алло, Эдди, ты слышишь меня?

ГИЛМОР:

Кто это?

НАТАША:

Это Эдди Гилмор?

ГИЛМОР:

Да. А вы, мисс?

НАТАША:

Наташа. Это я, Эдди, дорогой!

ГИЛМОР:

Наташа?

Гилмор бросает трубку телефона, тут же вновь хватает ее и в растерянности едва не садится мимо кресла. Пауза. Он вспоминает, как гладил ее белокурые волосы, как обнимал, как по-детски уворачивался от ее губ, шептавших ему то ли в уши, то ли в шею что-то страстное. Ее улыбка, ее глаза, ее запах!..

3. КИНОХРОНИКА – МОСКВА, ПЕРВОМАЙСКАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ.

4. НАТ. МОСКВА, КРЕМЛЬ, КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ – ДЕНЬ.

Только что закончилась демонстрация трудящихся. Направляясь к машине, посол США в СССР Лоуренс Штейнгардт по-отечески обнял Гилморта.

ЦИТАТА: Лоуренс Штейнгардт (1892-1950). Родился в Нью-Йорке в состоятельной еврейской семье. Окончил Колумбийский университет. Магистр математических наук, бакалавр юридических наук. В Первую мировую войну пошел на фронт рядовым, дослужился до советника военного министерства. Член Демократической партии США, соратник Франклина Делано Рузвельта. В 1939 году назначен послом США в Советском Союзе.

ШТЕЙНГАРДТ:

Я не просто надеюсь, Эдди, я уверен, что вы вскоре вернетесь в Россию. Да-да, мой дорогой! Ваши репортажи, ваши статьи, ваши эссе я всегда читал с особым удовольствием. Поверьте мне, написанные ваши строчки читали в самых высоких кабинетах, в том числе и русские, те, что владеют английским.

ГИЛМОР:

Я благодарен вам, господин посол за то, что вы…

ШТЕЙНГАРДТ:

Они ни за что бы не выслали вас. Все это слишком мелко. Как заметил господин Молотов, писать о будущей войне могут не все.

Штейнгард подал охране знак и вместе с Гилмором отошел от машины.

ГИЛМОР:

Не все могут писать о будущей войне, выражая собственное мнение.

ШТЕЙНГАРДТ:

В отличие от меня вы воспроизвели цитату предельно точно. Эти небожители из Кремля время от времени заигрывают с нами, как кошка играет с ниткой.

Они прогуливались словно отец с сыном.

ШТЕЙНГАРДТ:

Кого-то из нас ловят на страсти к деньгам, кого-то на страсти к женщинам, к выпивке… Шум уляжется, дурной запах выветрится. Вы улетаете завтра?

Штейнгард остановился и посмотрел Гилмору в глаза.

ШТЕЙНГАРДТ:

Мне жаль расставаться с вами.

Он протянул Гилмору руку для рукопожатия.

ГИЛМОР:

Мне тоже, сэр.

Рукопожатие не состоялось. Штейнгардт вновь взял Гилморта за руку.

ШТЕЙНГАРДТ:

Я вот о чем подумал, Эдди. Ни вы, ни я не имеем права вести дневник.

ГИЛМОР:

Отчего же?

ШТЕЙНГАРДТ:

Иными словами, вы позволяете себе писать…

ГИЛМОР:

Только на личные темы!

Они рассмеялись.

ШТЕЙНГАРДТ:

И это говорит мне журналист!

ГИЛМОР:

Я всегда мечтал поговорить с вами о жизни.

ШТЕЙНГАРДТ:

О жизни! Вы стали рассуждать совсем как русский. Я, признаюсь, все больше думаю о смерти в последнее время. Я просил секретаря связаться с вами. Он звонил вам. Вы не брали трубку.

ГИЛМОР:

Я никого не хотел ни видеть, ни слышать.

ШТЕЙНГАРД:

Вас просто подставили. Но теперь-то вы научились держать удар?

ГИЛМОР:

Теперь – да.

5. ИНТ. ЛОНДОН, ЧЕЛСИ. КВАРТИРА ГИЛМОРА. – ДЕНЬ.

Вновь звонит телефон. Гилмор закуривает.

Телефон звонит вновь и вновь. Гилмор берет трубку.

ГИЛМОР:

Я слушаю.

НАТАША:

Эдди, это я, Наташа! Это я!..

ГИЛМОР:

Вы ошиблись номером.

НАТАША:

Я хочу, чтобы ты знал – я ни в чем не виновата! Война, Эдди! Война!..

ГИЛМОР:

Вы ошиблись, мисс.

Гилмор кладет телефонную трубку, отключает телефон, смотрит на радиоприемник, на шкалу радиоволн – от Лондона до Москвы.

По радио передают сообщение о нападении Германии на Советский Союз. Гилмор не слушает радио. Он лежит на кровати с закрытыми глазами и вспоминает белокурую русскую красавицу, с которой был знаком в Москве. Все это в прошлом, мир окончательно рухнул. Передовые статьи газет всего мира сегодня будут заполнены сообщениями из Москвы и Берлина. Перед глазами – месиво из газетных полос и фотографий.

ЦИТАТА: первыми о начале войны с Советским Союзом сообщили немецкое радио и Би-би-си. В Москве до заявления Молотова ни одному из иностранных корреспондентов не было разрешено написать об этом ни строчки.

6. ИНТ. МОСКВА, ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. КВАРТИРА ШЕФА МОСКОВСКОГО БЮРО «ЮНАЙТЕД ПРЕСС» ГЕНРИ ШАПИРО. ЗВОНИТ ТЕЛЕФОН.

ЦИТАТА: Генри Шапиро (1906-1991). Шеф бюро агентства «Юнайтед Пресс» в СССР. Родился в городе Васлуй, Румыния. В 1920 году с родителями уехал в США, где 1932 году закончил Гарвард. Находился на постоянной работе в СССР с 1933 по 1973 год, пользовался уважением как иностранных, так и советских коллег.

ШАПИРО:

Бюро «Юнайтед Пресс». Я слушаю вас. Говорите!

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

Кто это? Это «Юнайтед Пресс»? С вами говорят из посольства Германии.

ШАПИРО:

Герман?

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

С кем я говорю?

ШАПИРО:

Это Генри Шапиро, шеф бюро Генри Шапиро.

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

Генри, это Герман Пурцген! Генри, ты уже слышал? То, чего мы ждали, произошло.

ШАПИРО:

Я знаю. Мне звонили из Вашингтона.

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

А русские?

ШАПИРО:

Что – русские?

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

Они молчат? Прошло уже полдня, а они молчат?

ШАПИРО:

Через пять минут по радио будут передавать правительственное сообщение. Немедленно приезжай ко мне, Герман. Бросай все и приезжай! Мы же друзья. Я помогу тебе перебраться в Штаты.

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

А моя жена? А дети? Я хочу сказать тебе, что я не знал, когда это произойдет. Если бы я знал! Я так же как и вы только ждал.

ШАПИРО:

Мы ждали, а вы знали наверняка.

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

Не придирайся к словам, Генри. Я не смогу приехать, я заперт.

ШАПИРО:

Заперт?

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

Журналистам запрещено покидать территорию посольства. Я не могу выйти ни в коридор, ни во двор. Телефон был отключен. Я звоню тебе из приемной посла, чтобы сказать…

ШАПИРО:

А как же твоя «Франкфуртер цайтунг»?

МУЖСКОЙ ГОЛОС:

Здесь никому нет дела ни до газет, ни до журналистов. Я звоню тебе, чтобы сказать «ауфвидерзеен». Я бы хотел, чтобы ты знал… (Телефонные гудки).

ШАПИРО:

Алло, Герман! Алло!..

7. КИНОХРОНИКА – МОСКВА, ЛЮДИ НА УЛИЦАХ У РАДИОРЕПРОДУКТОРОВ, СЛУШАЯ ЗАЯВЛЕНИЕ НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ МОЛОТОВА.

8. НАТ. СИНЕЕ НЕБО. МОСКВА. – ДЕНЬ.

По тротуару одной из улочек медленно идет мужчина. Водитель легкового автомобиля на секунду притормозил у тротуара, открыл дверцу и поприветствовал знакомого. Никто и не заметил, что пешеход ловко уронил в салон довольно толстый пакет. Водитель тут же нажал педаль газа…

9. ИНТ. МОСКВА. НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ «МЕТРОПОЛЬ». – ДЕНЬ.

Корреспондент агентства «Ассошиэйтед Пресс» Генри Кэссиди собирает вещи, перебирает бумаги. В дверь постучали. Генри замер. Стук в дверь повторяется.

ЦИТАТА: Генри Кэссиди, ведущий журналист агентства «Ассошиэйтед Пресс», сотрудник ЦРУ.

КЭССИДИ:

Входите, пожалуйста.

ШАПИРО.

(Входит):

Я немного задержался.

КЭССИДИ:

Добрый день, Генри. Присаживайтесь.

Шапиро выкладывает из саквояжа на стол пакет с бумагами, вальяжно располагается в кресле.

КЭССИДИ:

Благодарю вас. Как все прошло?

ШАПИРО:

Как всегда идеально.

КЭССИДИ:

Как ваши новые русские друзья?

ШАПИРО:

Я навещу их завтра, как мы и договаривались.

КЭССИДИ:

Война наверняка испугает их.

ШАПИРО:

Они же работают на не немцев!

КЭССИДИ:

НКВД разбираться не будет. Вам придется успокоить их и простимулировать.

ШАПИРО:

Деньги они любят не меньше нас с вами.

КЭССИДИ:

Вопрос в том, что теперь будет с советскими деньгами. По возможности не имейте дела ни с золотом, ни с валютой. И не мелькайте на улице.

ШАПИРО:

Самое время для двойной игры.

КЭССИДИ:

Если не тройной. Как бы вы поступили на месте русских?

ШАПИРО:

Какими бы союзниками мы не были, а заблокировать нам доступ к информации они постараются в первую очередь. С другой стороны, любая информация, опубликованная нами в Европе и Штатах, мгновенно будет проанализирована немцами. К тому же, русские уверены, что все наши дипломаты и журналисты работают на спецслужбы.

КЭССИДИ:

Вам не кажется, что все это слишком очевидно?

ШАПИРО:

Вынужден с вами согласиться.

КЭССИДИ:

Тут есть над чем подумать…

10. ИНТ. МОСКВА, 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА, КВАРТИРА ВАСИЛИЯ СТАЛИНА И ГАЛИНЫ БУРДОНСКОЙ – ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

На столе столько выпивки и закуски, словно пьет-гуляет целая компания. Василий выпивает очередную рюмку и, не закусывая, наливает еще одну. Галина беременна – на вид пятый-шестой месяц.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Я тебе не предлагаю.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

И на том спасибо.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Не пьешь, так хоть закуси со мной.

Галина подкладывает ему в тарелку картошку и салат.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Не могу я больше, Вася.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Вот и я не могу. Чего ты не можешь?

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Жить я так больше не могу.

ЦИТАТА: Галина Бурдонская (1921-1990). Первая жена Василия Сталина. Окончила редакционно-издательский факультет Московского полиграфического института. После свадьбы уехала в Липецк к месту службы мужа. Некоторое время семья жила на квартире у Сталина в Кремле. С невесткой Сталин не общался. Рожденного Галиной в 1941 году внука Александра видеть не желал.

Василий выпивает.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

А я могу жить? Я так жить могу?

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

А помнишь, как ты ухаживал за мной? Как Паратов из «Бесприданницы»! Шальной был!

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Шальной и остался. Над станцией метро «Кировская» летал ради тебя. Умел покрасоваться!

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Я на свадьбу платье сшила красное, а это дурная примета.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Плевал я на приметы!

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Как теперь жить-то? Война!

Василий наливает еще одну рюмку, выпивает.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

А ты думала, Гитлер пол-Европы сожрет, а на нас и не взглянет?

ЦИТАТА: Василий Сталин (1921-1962), сын Иосифа Сталина и Надежды Аллилуевой. Воспитывался и учился вместе с приемным сыном Сталина Артемом Сергеевым. В школе учился плохо. После смерти жены Сталин переехал на «ближнюю» дачу в Кунцево. Его дети и родственники жили на даче в Зубалово под присмотром экономки Каролины Васильевны Тиль. Надзор за Василием Сталин поручил начальнику своей охраны Власику. Двадцатилетний летчик Василий Сталин уйдет на фронт в звании капитана, совершит 26 вылетов, собьет 2 самолета противника, будет награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Суворова второй степени и Александра Невского.

Василий встает из-за стола, подходит к окну, открывает форточку, закуривает.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Сегодня звонил отцу. Три раза звонил или четыре. И всегда он занят, всегда! А я должен быть на фронте, понимаешь ты, должен! Без его разрешения меня никто и слушать не будет. Вот он заявление, в нагрудном кармане. Я сегодня был во всех кабинетах, у всех своих начальников. С каждым выпил за победу. Боятся, подлецы, дрожат от страха!..

Василий гасит папиросу. Подходит к сидящей за столом Галине, обнимает ее за плечи.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

А я не боюсь. И ты не бойся, Галка. Птица ты моя, птаха. Ты роди мне мальца, мальчугана, сына мне роди, Ваську или Сашку.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Сына в честь отца называть, говорят, примета плохая.

Василий снова садится за стол.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Примета! (Выпивает). Сашкой давай назовем. Александр – победитель! Александр Васильевич Сталин – звучит!

Галина улыбается. Василий ест. Протягивает руку к бутылке коньяка, но Галина успевает передвинуть ее на дальний от Василий край стола.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Гражданка Бурдонская, ты почему мою фамилию не взяла? Чего молчишь?

Галина ставит бутылку на прежнее место. Василий раскачивается на стуле, скрепив за головой руки в замок.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Вот так и живем!

Он едва не ложится на стол. Дышит тяжело. Его пьяные глаза не нравятся Галине.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Ты поел бы.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Не пустит меня отец на фронт. И Яшку не пустит. И вас всех отправит в тьму-таракань от греха подальше. Баб и, правда, надо с глаз долой послать. Живите, детей нам рожайте, кормите, воспитывайте.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Ты поел бы еще, Вася.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Вася! Не лезет в меня кусок. Лет пять мне было, забрала нас со Светкой мать и уехала от него в Ленинград. Говорила, будем жить отдельно, как люди. Пожили! Как щенят беспомощных нас в машину побросали и домой привезли. Домой! А где у меня дом? Помню, Яшка покончить с собой хотел. Как я тогда испугался! И вспомнить-то нечего – ничего хорошего! И всегда на столе у него вино стояло грузинское.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

У кого – у него? У Иосифа Виссарионовича?

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

У него. «Пей, – говорит мне, – это сок. Пей, не бойся!» Я и начал пить. Он трубку курит, а дым в меня пускает, в лицо мне кольцами. То ли меня дразнил, то ли мать. Такой у меня и сидит в памяти с детства запах – вино и табак, табак и вино. Летчика из меня решил сделать. Никто меня и не спрашивал, хочу я летать или нет. А летать это, знаешь, как! Я начальнику училища взял да и наврал, что отец, когда на отдых отправится, ко мне заедет. Как они все забегали! Поселили меня не в общежитии с курсантами, а в отдельном домике с прислугой. Питание хоть восьмиразовое, выпивка, закуска, отдельная машина, шофер, охрана, а захочешь – так и девочки. Из охраны кто-то стукнул на меня Власику, тот Берии донес, Берия отцу доложил, тот разнос им всем устроил: «Внимание и заботу по отношению к моему сыну проявлять не в отношении создания особых условий!..» Поигрались в особые условия, и хватит!..

Галина хочет обнять мужа. Он пьян. Отмахивается от нее, как от назойливой мухи. И тут же пытается обнять.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Ложись-ка ты спать, Вася.

Василий обнимает жену. Жарко дышит ей в живот.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Галка ты моя, птаха! Никто меня не любит, только ты! Сына мне роди, поняла? Я и дочь любить буду, но без сына нельзя. Где моя выпускная аттестация? «Летает отлично, любит летать!» Наш полк в Люберцах знаешь, как прозвали? «Дворцовые асы». У нас каждый – ас! Только мы над Красной площадью на параде летаем! Привилегия! Командир полка со мной пьет и на меня же доносит, что я один пью! Сволочи!.. А в животике у нас кто живет? Сыночек?

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Сыночек.

Василий приникает ухом к ее животу.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Или девочка? Будет девочка, скажут про меня, что бракодел. Надо мне на фронт, Галка! Понимаешь ты или нет? Да не бойся ты, не убьют меня. Я судьбу свою знаю.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

А мою судьбу ты знаешь? А его судьбу?

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Кого – его?

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Сына нашего.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Дай я тебя поцелую, Галка!..

Но сил у него уже нет. Рухнув на стул, Василий засыпает, сидя за столом. Придерживаясь за спину, Галина садится на кровать.

Она вспоминает, как зимой ходила с подружками на каток, где познакомилась с красавцем Васей. Морозными вечерами катались они в паре. Вася угощал ее мороженым, рассказывал о чем-то веселом. Как они были счастливы!..

ВАСИЛИЙ СТАЛИН.

(Приподнимает голову):

Галка, ты спишь, что ли?

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Не сплю, Вася. Давай-ка вставай и ложись.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Вставай и ложись – скажешь тоже!..

Василий вновь засыпает.

Галина встает с кровати, начинает убирать со стола. В мусорном ведре она находит конверт, а в нем письмо в несколько строк.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ.

(Читает):

«Женился, черт с тобой! Если хорошая девушка – мы ее все будем любить. Мне только ее жаль, что она вышла замуж за такого идиота, как ты. Сталин».

11. ИНТ. МОСКВА. – ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ.

Народный комиссариат обороны. В кабинете наркома Тимошенко идет совещание. Присутствуют Сталин, Тимошенко, Жуков, Ватутин, Молотов, Берия.

Сталин сидит во главе стола.

СТАЛИН:

Что там под Минском? Положение не стабилизировалось?

ЦИТАТА: Сталин (настоящая фамилия – Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1879-1953). Решением Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1945 года Герой Советского Союза, маршал Сталин за исключительные заслуги в руководстве вооруженными силами Советского Союза в Великой Отечественной войне награжден вторым орденом «Победа». 27 июня 1945 года Верховному Главнокомандующему Сталину присвоено высшее воинское звание – Генералиссимус Советского Союза. Но все эти награды еще впереди.

ВАТУТИН:

Товарищ Сталин, я еще не готов докладывать.

ЦИТАТА: Ватутин Николай Федорович (1901-1944). Видный советский военачальник. В годы Великой Отечественной войны – начальник штаба Северо-Западного фронта, заместитель начальника Генштаба. С 1942 года – командующий войсками Воронежского, Юго-Западного и Первого Украинского фронтов. С 1943 года – генерал армии. В 1965 году посмертно награжден званием Героя Советского Союза.

СТАЛИН:

Не готовы?

ВАТУТИН:

Не готов, товарищ Сталин.

Сталин встает, проходит по кабинету, останавливается за спиной Берия.

СТАЛИН:

Насколько можно доверять поступающей с фронтов информации?

БЕРИЯ:

В ряде случаев в донесениях занижаются наши потери и преувеличиваются потери врага.

ЦИТАТА: Берия Лаврентий Павлович (1899-1953). Нарком внутренних дел. Один из организаторов государственного террора и репрессияй. В 1941 году назначен заместителем Председателя Совнаркома СССР, во время Великой Отечественной войны входил в состав Государственного Комитета Обороны. В 1953 году после смерти Сталина стал заместителем Председателя Совета Министров СССР и министром внутренних дел. В июне 1953 года будет обвинен в антигосударственной и антипартийной деятельности и арестован. 23 декабря 1953 года приговорен к высшей мере наказания и в этот же день расстрелян.

Сталин вновь проходит по кабинету.

СТАЛИН:

Я беседовал с секретарем Московского горкома партии Поповым и секретарями районных комитетов. В Центральный комитет партии поступают многочисленные просьбы от советских людей создать народное ополчение. Идя навстречу москвичам, мы создадим несколько добровольческих дивизий из ополченцев. Деканозов уверял меня, что раньше 1942 года нам не следует ожидать нападения. (Пауза). Продолжайте, товарищ Ватутин.

ВАТУТИН:

Мы ведем перегруппировку сил, чтобы сдержать противника.

СТАЛИН:

Двадцать четвертого июня в три часа ночи в Москве была объявлена воздушная тревога.

ВАТУТИН:

Мы уже докладывали вам, что командующий зоной ПВО сообщил о том, что на Москву шла группа самолетов. Зенитная артиллерия открыла огонь.

СТАЛИН.

Как всегда немного перепутали? Стреляли по своим?

ВАТУТИН:

Самолеты возвращались с бомбардировки.

На бледном лице Ватутина капли пота.

СТАЛИН:

Что касается ситуации на фронтах, вы обязаны постоянно видеть все как на ладони и держать нас в курсе событий. Сейчас вы просто боитесь сообщать нам правду.

Пауза. Жуков встает и обращается к Сталину.

ЖУКОВ:

Я считаю, что никакой паники в Москве ни при каких обстоятельствах быть не должно. Товарищ Сталин, разрешите нам продолжать работу.

ЦИТАТА: Жуков Георгий Константинович (1896-1974), с 1943 года – маршал Советского Союза, четырежды Герой Советского Союза. В январе-июле 1941 года – начальник Генштаба, заместитель наркома обороны СССР. В Великую Отечественную войну сыграл важнейшую роль в разгроме немецко-фашистских войск.

БЕРИЯ:

Может, мы вам мешаем?

Сталин продолжает ходить по кабинету, Жуков обращается только к нему.

ЖУКОВ:

Обстановка на фронтах критическая. Командующие ждут от наркомата указаний, и лучше, если мы сделаем это сами – наркомат и Генштаб.

Блеснули стекла в пенсне у Берия.

БЕРИЯ:

Указания можем дать и мы.

Жуков стоит, оперевшись на стол.

ЖУКОВ:

Если сумеете – дайте.

Сталин с прищуром наблюдает за их перепалкой.

БЕРИЯ:

Если партия поручит – дадим.

ЖУКОВ:

Это если поручит, а пока дело поручено нам.

Сталин смотрит на Тимошенко. Тот встает из-за стола.

ТИМОШЕНКО:

Товарищ Сталин, если говорить коротко, положение на фронтах крайне тяжелое.

ЦИТАТА: Тимошенко Семен Константинович (1895-1970). Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза. В советско-финскую войну командовал Северо-Западным фронтом. До июля 1941 года – Нарком обороны СССР.

СТАЛИН:

Не исключено, что на какое-то время оно станет еще более тяжелым. Вы делаете грубую ошибку, отделяя себя от нас. О помощи фронтам надо думать вместе.

Сталин вновь проходит по кабинету.

После паузы Тимошенко решается сказать о другом.

ТИМОШЕНКО:

Товарищ Сталин, ваш сын Яков просится на передовую. Без вашего указания я…

СТАЛИН:

Некоторые, мягко говоря, чересчур ретивые работники всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю вас к таковым, но советую вам впредь никогда не ставить передо мной подобных вопросов.

Сталин подходит к Жукову, тот встает.

ЖУКОВ:

Извините меня за резкость, товарищ Сталин, мы, безусловно, разберемся, приедем в Кремль и доложим обстановку.

Тимошенко встает.

ТИМОШЕНКО:

Товарищ Сталин, сейчас мы обязаны думать, как помочь фронтам, а потом уже вас информировать.

Сталин обводит взглядом присутствующих.

СТАЛИН:

Действительно, сначала разберитесь. Ленин создал наше государство, а мы все его просрали!..

Сталин выходит из кабинета.

12. ИНТ. ЛОНДОН – ДЕНЬ.

Штаб-квартира «Ассошиэйтед Пресс». Эдди Гилмор входит в кабинет главы представительства информационного агентства Роберта Баннелла.

БАННЕЛЛ:

Добрый день, Эдди! Как ваши дела?

ГИЛМОР:

Благодарю вас, мистер Баннелл, все отлично.

БАННЕЛЛ:

Зачем так официально! Для вас я всегда был и, надеюсь, всегда буду просто Роберт. Присаживайтесь, Эдди. Что будете пить?

Оба присаживаются в кресла.

ГИЛМОР:

Чай.

БАННЕЛЛ:

Что так? Впрочем, вы правы, трезвая голова – это то, что нужно каждому из нас.

Баннелл вызывает по телефону секретаршу.

БАННЕЛЛ:

Будьте добры, два чая.

Пауза.

БАННЕЛЛ:

Что вы думаете о русских, Эдди?

ГИЛМОР:

Я слушал радио. И Москву, и Берлин.

БАННЕЛЛ:

Сегодня 27 июня. Русские воюют уже неделю.

ГИЛМОР:

Шестой день.

Секретарша вносит чай. Баннелл кивком головы благодарит ее. Секретарша выходит.

ГИЛМОР:

За две-три недели Россию не завоюешь. Насколько я понимаю, я должен вернуться в Москву?

БАННЕЛЛ:

Поэтому я и пригласил вас к себе. Ваши документы будут готовы через час. Виза будет подлинная. Документы настоящие, на ваше имя. Вы еще не разучились писать, господин журналист? Насколько я понимаю, в последнее время вы все больше редактировали чужие тексты.

ГИЛМОР:

Прекрасный чай!

БАННЕЛЛ:

Я всегда ценил ваш вкус, ваши манеры, но что-то мне подсказывает, что на этот раз в дорогу вам не следует брать свои лучшие костюмы. Да не грустите вы, Эдди! Только наши идиоты могли заподозрить вас в двойной игре. Как видите, я с вами предельно откровенен.

ГИЛМОР:

Благодарю вас.

БАННЕЛЛ:

Как ваша русская красавица? Наташа, кажется?

ГИЛМОР:

Она звонила мне сегодня.

БАННЕЛЛ:

А вы не задумывались над тем, как ей это удается?

ГИЛМОР:

Удается – что?

БАННЕЛЛ:

Позвонить вам из Москвы. Не стройте вы из себя трагического персонажа! Если мы слушали ваш телефон здесь, то русские наверняка так же слушали и ее в Москве. Миром правит секс, не так ли? Я должен вручить вам эту бумагу.

Баннелл передает Гилмору папку.

ГИЛМОР.

(Читает): «Срочно выехать…».

Мои действия?

БАННЕЛЛ:

Ваша задача войти в ту же воду. Скажу откровенно, я не знаю, как долго вы будете добираться до Москвы. Как там шутят русские насчет того, что тот, кто едет медленно, приезжает первым?

ГИЛМОР:

Тише едешь, дальше будешь.

БАННЕЛЛ:

Ваш русский язык все так же плох?

ГИЛМОР:

А ваш?

БАННЕЛЛ:

Я люблю, когда вы огрызаетесь на меня, Эдди! Кто из нас не загуливал с блондинкой! Она ведь блондинка? С хорошей грудью? Не обижайтесь. Наш человек спросит вас именно об этом.

ГИЛМОР:

О чем?

БАННЕЛЛ:

«Она ведь блондинка?» – спросит он. Согласен, звучит странно. Эдди, все ваши неприятности в прошлом. Сегодня нам не до игр.

Словно наяву Гилмор увидел, как он сидит с какими-то людьми, раскинувшись в креслах. Они ведут разговор и вдруг замолкают, уставившись в жерло камина, откуда медленно опускается и замирает на уровне их носов микрофон!

ГИЛМОР:

Что, простите?

БАННЕЛЛ:

Все ваши неприятности с прослушкой и записью разговоров в прошлом. Вы ведь об этом задумались? Русский, с которым вы работали, был чуть ли не тройным агентом. Он сливал информацию и русским, и нам, и шведам. На шведах он и засветился. Вы не знали об этом, Эдди. Я не имел права посвящать вас во все подробности.

ГИЛМОР:

А использовать меня как наживку вы могли?

БАННЕЛЛ:

Так сложились обстоятельства. А вот нервничаете вы зря.

ГИЛМОР:

Вы отозвали меня из Москвы, а сейчас снова приказываете вернуться в Россию.

Баннелл встает, подходит к столу, берет с него папку с бумагами.

БАННЕЛЛ:

И при этом абсолютно легально, под своим же именем! Поверьте мне, у русских сейчас будет немало других забот. К тому же, каждый иностранный журналист для них априори враг и шпион. Что-то вы приуныли, Эдди! Не мне вам объяснять, что время от времени каждый из нас – такова уж наша профессия! – время от времени приходится попадать под пристальное внимание коллег. Кстати сказать, я внимательно прочитал ваш доклад. Я познакомил с ним руководство. Великолепная работа! Вы блестяще проанализировали внешнюю и внутреннюю политику русских за последние два года. Это большое дело, Эдди.

ГИЛМОР:

Которое сейчас уже неактуально.

БАННЕЛЛ:

Напротив! Как раз в эти дни нам необходимо понять, чего ждать от Сталина и его компании. «Русский царь» – так вы его называете в своем докладе?

Баннелл откладывает папку в сторону.

ГИЛМОР:

Еще в 1936 году в интервью с Роем Говардом, опубликованном в газете «Правда», на вопрос, оставил ли Советский Союз свои намерения относительно мировой революции, Сталин ответил: «Таких планов и намерений у нас никогда не было».

БАННЕЛЛ:

Никогда? А как же Тухачевский и Ворошилов с их концепциями подготовки к войне? А как же приятное для русских разрушение Гитлером капиталистической Европы: Чехословакия, Польша? Но как просчитались англичане с французами! Чемберлен и Даладье были в восторге от того, что добыли для Европы мир с Гитлером. Где сегодня этот мир! Я надеюсь, Эдди, и в ЦРУ, и в Конгрессе оценят ваши выводы. Они должны понять главное: сегодня Гитлер хозяйничает в Европе, а завтра он со своими друзьями-японцами обрушится на Америку. Счастье Соединенных Штатов в тысячах миль, отделяющих нас от этого пожара. Таково мое резюме к вашему докладу. А про русскую блондинку забудьте. Точнее сказать, забудьте об этом скандале. На ваш взгляд, Литвинов для Сталина – не отыгранная фигура?

ГИЛМОР:

Я думаю – нет. Литвинов был снят с должности министра иностранных дел, насколько я помню, третьего мая 1939 года на заседании Политбюро. Его не назначили ни на какую должность, не арестовали, не отдали под суд.

БАННЕЛЛ:

Верная хозяину собачка на коротком поводке?

ГИЛМОР:

Литвинов – это символ ориентации во внешней политике на Запад. Он скоро понадобится Сталину. Молотов во главе советского правительства и он же во главе Наркомата иностранных дел – во время войны это перебор.

БАННЕЛЛ:

Интересно! Напишите об этом, Эдди. Это интересно. К тому же, Молотов подписывал соглашения с Риббентропом.

Баннелл вновь садится в кресло рядом с Гилмором.

ГИЛМОР:

Шеф ФБР Гувер год назад докладывал помощнику госсекретаря Адольфу Берлу-младшему о тайной встрече Сталина с Гитлером, состоявшейся семнадцатого октября 1939 года во Львове.

БАННЕЛЛ:

Документального подтверждения этой встречи мы не имеем.

ГИЛМОР:

И все же! Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Люксембург, Франция, – и после каждой новой агрессии Сталин не забывал поздравить Гитлера.

БАННЕЛЛ:

И в результате русские получили республики Прибалтики и полное фиаско в войне с Финляндией. Финский президент Маннергейм говорил, что финны не виноваты в том, что двести тысяч русских навсегда остались лежать в их снегах. И с этим не поспоришь. Финская компания должна была многому научить русских.

ГИЛМОР:

Идеологически сталинская пропаганда настроила советский народ на скорую и победоносную войну. Газеты, радио, кинофильмы, спектакли…

БАННЕЛЛ:

Обоих своих сыновей Сталин отдал в военные училища. Пятого мая, выступая на выпускном собрании Академии командного состава Красной Армии он прямо сказал: «Дело идет к войне, противником будет Германия. Произошли перестройка армии и ее резкое увеличение. Триста дивизий, из них треть – механизированные».

ГИЛМОР:

Когда я выезжаю?

БАННЕЛЛ:

Завтра за вами заедет наш русский друг. К сожалению, на первых порах он не слишком эффективен в работе. Россия – огромная страна. Мы отправим вас морем, например, в Архангельск. А там уж сами решайте. Если русские не сдадут Москву… Итак, в Архангельск. Надеюсь, вы не страдает морской болезнью?

ГИЛМОР:

Надеюсь, что нет.

БАННЕЛЛ:

И все же, рюмочку коньяка.

Гилмор не возражает. Они выпивают по рюмке коньяка.

БАННЕЛЛ:

Вот и отлично, Эдди. Что-то мне подсказывает, что мы с вами начинаем большое дело. Будем считать, что мы выпили за наш успех, за нашу победу…

13. ИНТ. МОСКВА. ПОСОЛЬСТВО США – ДЕНЬ.

Посол США в СССР Лоуренс Штейнгардт беседует с шефом бюро агентства «Юнайтед Пресс» в СССР Генри Шапиро.

ШТЕЙНГАРДТ:

Генри, я пригласил вас к себе для весьма серьезного разговора.

ШАПИРО:

Слушаю вас, господин посол.

ШТЕЙНГАРДТ:

Час назад берлинское радио передало сообщение о том, что старший сын Сталина Яков попал в плен и заявил, что сам перешел на сторону Германии, поняв бессмысленность сопротивления. По нашим данным, Яков Сталин действительно находится в плену. Сегодня же подготовьте текст информационного сообщения для срочной передачи его по каналам связи в Соединенные Штаты.

ШАПИРО:

Публиковать завтра – двадцатого июля?

ШТЕЙНГАРДТ:

Это решаю не я.

ШАПИРО:

Если вы позволите, я бы хотел уточнить ряд моментов, связанных с действиями Кремля. Надеюсь, у вас найдется время ознакомиться с подготовленным мной текстом.

Шапиро передает Штейнгардту лист бумаги.

ШТЕЙНГАРДТ:

У меня сегодня очень болят глаза. И голова словно не моя. Вас не затруднит прочитать этот текст?

ШАПИРО:

Конечно. (Читает): «Сближение Сталина с русской православной церковью не случайно. Патриарх Антиохийский обратился с посланием ко всем христианам о помощи России. Митрополит Илия затворился в келье и стоял на коленях с молитвой, обращенной к Божьей Матери. На третьи сутки было ему чудесное видение. В огненном столбе явилась к нему Богородица и передала ему определение Божие: «Должны быть открыты по всей стране храмы и монастыри, а священники должны быть возвращены из тюрем. Ленинград и Москву надо обнести святой иконой Казанской Божьей Матери, совершить молебен и далее везти ее в Сталинград. И не будут отданы врагу эти города…» Если учесть, что третьего июля свое обращение к народу Иосиф Сталин начал словами «товарищи, граждане, братья и сестры», становится ясно, что…»

ШТЕЙНГАРДТ:

Знаете, Генри, я бы добавил несколько слов о том, что Гитлер начал войну с Советским Союзом 22 июня, в тот же день, когда в 1812 году на Россию напал Наполеон. И тогда, и сейчас русские объявили об Отечественной войне. Они защищают Отечество, родину. В 1812 году они так же отступали. Они даже отдали Наполеону Москву. Но в итоге они победили его и вошли в Париж.

ШАПИРО:

Не для печати: на ваш взгляд, они и сейчас готовы сдать Москву?

ШТЕЙНГАРДТ:

Они готовы умереть за Москву. Сдадут они Москву или нет, но воевать они будут до последнего человека. Россия огромна. Она представляется мне отдельной планетой. Эта земля сама остановит врага Волгой, Уральскими горами, Сибирью, чем угодно. Вы ведь хотели спросить меня о возможной эвакуации?

ШАПИРО:

В последнее время об этом говорят все больше и больше.

ШТЕЙНГАРДТ:

Господин Президент считает, что мы должны разделить с русскими все их беды. Если советское правительство покинет Москву, покинем ее и мы. Речь идет не только о дипломатах, и о журналистах тоже. Вас не больше десяти человек, не так ли?

ШАПИРО:

Да, господин посол.

ШТЕЙНГАРДТ:

Если кто-то из ваших людей подвержен паническим настроениям, я должен знать об этом от вас. Пока у нас есть возможность, мы должны отправить в Соединенные Штаты всех тех, на кого мы не сможем рассчитывать в Москве или в эвакуации. Это касается и членов наших семей. Откровенно говоря, никто из нас не знает, что нас ждет впереди.

ШАПИРО:

А как же Ленин?

ШТЕЙНГАРДТ:

Ленин?

ШАПИРО:

Тело Ленина, мумия.

ШТЕЙНГАРДТ:

Вы полагаете, что русские оставят тело Ленина в Москве? Они обязательно вывезут его в безопасное место куда-нибудь за Урал или на север. Если уже не вывезли. Ленин – для них это не просто символ, это Христос, сошедший на землю. Информацию о сыне Сталина надо сопроводить биографической справкой – кто он, как попал на фронт.

ШАПИРО:

Яков Сталин жил на иждивении у отца. В 1935 году он окончил транспортный институт. В 1937 году поступил в Артиллерийскую академию. Женат на Юлии Исааковне Мельцер.

ШТЕЙНГАРДТ:

Его жена – еврейка?

ШАПИРО:

Академию он окончил девятого мая 1941 года. На фронте с первых же дней войны. Говорят, что Сталин сказал ему по телефону двадцать второго июня: «Иди, сражайся!»

ШТЕЙНГАРДТ:

Иди, сражайся? Красивая история! Только представьте себе, что вы – глава огромного государства, а ваш сын в плену у вашего злейшего врага!

ШАПИРО:

Немцы наверняка будут играть на этом.

ШТЕЙНГАРДТ:

Еще как! Они уже начали эту игру. Завтра они начнут сбрасывать на передовую линию фронта тысячи листовок, написанных от имени сына Сталина, а через Красный Крест начнут торговаться о его обмене. Зная Сталина, я скажу вам Генри, что он на это не пойдет. Он отдаст сына на заклание. Так и будет, вот увидите!..

14. ИНТ. МОСКВА, КРЕМЛЬ, КИНОЗАЛ.

Сталин, Жуков, Тимошенко, Молотов, Берия заканчивают просмотр кинохроники победоносного наступления войск вермахта.

В зале включают свет.

СТАЛИН:

Что вы на это скажете, товарищи?

БЕРИЯ:

Провокационная агитка!

СТАЛИН:

И больше ничего?

ЖУКОВ:

Ситуация на фронтах остается сложной.

СТАЛИН:

Я говорю не о ситуации на фронте!

ТИМОШЕНКО:

Мы не имеем права проигрывать в информационной войне.

СТАЛИН:

Я бы добавил – и в идеологической работе. Что скажет товарищ Молотов?

МОЛОТОВ:

Что касается информации и идеологической борьбы, то, как я вам уже докладывал, послы Соединенных Штатов, Великобритании, Франции настаивают на допуске на передовую своих представителей и журналистов.

БЕРИЯ:

Настаивают они!

СТАЛИН:

Лаврентий! Мы слушаем вас, товарищ Молотов.

МОЛОТОВ:

Мне представляется крайне важным обеспечить им эту возможность.

БЕРИЯ:

Пустить врага в наши окопы?

СТАЛИН:

Лаврентий!

МОЛОТОВ:

Разумеется, под нашим контролем.

СТАЛИН:

И они снимут примерно такое же кино?

МОЛОТОВ:

Кино снимем мы.

БЕРИЯ:

Да они напишут такое!..

МОЛОТОВ:

Конечно, напишут. Они напишут о том, что увидят. А увидят они героизм наших войск.

СТАЛИН.

(После паузы):

Пусть напишут. Для начала пусть напишет кто-то один. Пусть напишет о том, что увидит. Пусть напишет то, что думает. Согласуйте кандидатуру и участок фронта. И пожалуйста, без показухи.

МОЛОТОВ:

Англичанин, француз, американец?

СТАЛИН:

Наверное, американец. Дальний друг как дальний родственник может быть очень полезен. Вы согласны со мной, товарищ Жуков?

ЖУКОВ:

Согласен, товарищ Сталин. Этот репортаж должен будет убедить даже скептиков в том, что Красная армия ведет и будет вести упорные бои.

СТАЛИН:

Вот и хорошо.

ЦИТАТА: Журналист американского информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс» Генри Кэссиди получит разрешение побывать на передовой линии фронта. В своем репортаже он напишет: «В первые недели войны немецкие войска продвинулись на сотни миль вглубь советской территории общим фронтом протяженностью в две тысячи миль. Немецкие люфтваффе нанесли удар по тысяче советских самолетов, большинство из которых так и не смогли подняться в воздух. При захвате Минска, столицы Белоруссии, в плен попало триста тысяч солдат. Было уничтожено три тысячи танков, более двух тысяч артиллерийских орудий».

15. СОВЕТСКАЯ КИНОХРОНИКА – УПОРНЫЕ БОИ, РАЗРУШЕННЫЕ ГОРОДА…

ЦИТАТА: В результате ожесточенных боев в октябре 1941 года были сданы Калинин, Можайск, Малоярославец, Волоколамск, Калуга. Руководство страны считало, что судьбу Москвы решают считанные дни. Восьмого октября 1941 года Государственный Комитет Обороны принял решение заминировать в Москве стратегически важные объекты.

16. ИНТ. МОСКВА, ПОСОЛЬСТВО США - ДЕНЬ.

Штейнгардт принимает шведского посла в СССР Вильгельма Ассарссона. Как истинные дипломаты, они беседуют, расположившись в креслах у камина.

ШТЕЙНГАРДТ:

С каждым днем все холодает и холодает. Простите меня, Вильгельм, но, конечно, легче говорить о нейтралитете, о неучастии в войне, рассуждать о мире…

АССАРССОН:

И при этом играть и за тех, и за других? Что-то я не вижу американских солдат, отбивающих вместе с русскими атаки немецких войск!

ШТЕЙНГАРДТ:

Увидите. Не так скоро, но вы их увидите.

АССАРССОН:

Вы рассуждаете так, словно служите у Сталина.

ШТЕЙНГАРДТ:

Я служу Америке и Президенту.

АССАРССОН:

Я читал репортажи журналиста «Ассошиэйтед Пресс» Генри Кэссиди. Он умеет убедить даже скептиков в том, что Красная армия непобедима.

ШТЕЙНГАРДТ:

Русские пустили Кэссиди на передовую, в окопы. Советский посол в Вашингтоне неоднократно цитировал статью Кэссиди.

АССАРССОН:

Прекрасный кофе! Не вы ли первым из нас поставили перед народным комиссаром иностранных дел господином Молотовым вопрос об эвакуации из Москвы? Не вам ли нанес визит японский посол генерал Тетекава, интересуясь перспективой скорой эвакуации?

ШТЕЙНГАРДТ:

Вы прекрасно осведомлены. Все было именно так.

АССАРССОН:

И вы намекаете, что моя страна бежит от этой войны?

ШТЕЙНГАРДТ:

Откровенность за откровенность, не так ли?

АССАРССОН:

Что такое маленькая Швеция в сравнении с огромной Америкой!

ШТЕЙНГАРДТ:

Одна маленькая Швеция, другая, третья. Вся Европа в ужасе лежала и лежит перед Гитлером!

АССАРССОН:

К чему вы клоните?

ШТЕЙНГАРДТ:

Вильгельм, дорогой мой! Молотов отклонил мое предложение об эвакуации дипломатических миссий. Он заявил, что ничего не знает об этом.

АССАРССОН:

Ничего не знает? Об этом говорят все! А Молотов ничего не знает?

ШТЕЙНГАРДТ:

И как вы думаете, почему?

АССАРССОН:

Сталин?

ШТЕЙНГАРДТ:

Браво, друг мой! Именно Сталин. Судя по всему, он примет решение об эвакуации, но отдаст приказ в самый последний момент.

АССАРССОН:

А сам как командир корабля пойдет с ним на дно?

ШТЕЙНГАРДТ:

Не уверен. Чтобы утопить такой корабль как Советский Союз нужно иметь не только лучшую в мире армию, но и многое другое.

АССАРССОН:

Сталин не сдаст Москву?

ШТЕЙНГАРДТ:

Я хочу в это верить. Я почти уверен в этом. Русские непобедимы. Эвакуация дипломатических миссий из Москвы весьма возможна. Вы же помните, русские сдали Москву Наполеону и победили его, вошли в Париж. Они и сейчас рвут врага зубами. И не дай нам с вами Бог стать для них этими самыми врагами!..

ЦИТАТА: 15 октября 1941 года Государственный Комитет Обороны принял решение, – цитируем: «Поручить товарищу Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в город Куйбышев. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с Молотовым (Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке). Немедленно эвакуироваться органам Наркомата Обороны и Наркомвоенмора в город Куйбышев, а основной группе Генштаба в город Арзамас».

17. НАТ. МОСКВА, ОКТЯБРЬ 1941 ГОДА.

Идет минирование заводов, электростанций, мостов. Среди населения начинается паника. Не работает метро, встают трамваи, закрываются булочные. По дорогам, ведущим на восток и юг, едут, идут, бегут толпы с узлами и чемоданами.

ЦИТАТА: Московский журналист Вержбицкий запишет в дневнике: «В очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры слоняются по тротуарам и покуривают: «Нет инструкций!» По шоссе Энтузиастов неслись на восток автомобили, груженные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами и разжиревшими хозяевами этого барахла…»

Выламывая двери и окна, разъяренная толпа врывается в булочную. Крики, вопли, давка. В драке каждый пытается схватить с полок, вытащить из-под прилавков все, что только можно. Пьяный слесарь душит хлюпика-интеллигента. Кто-то кричит: «Милиция! Милиция!..»

В дверях выбирается из толпы Генри Кэссиди. Во дворе он с трудом приходит в себя. Наряд милиции, сделав несколько выстрелов то ли в воздух, то ли в людей, наводит порядок. Зачинщика погрома вытаскивают на улицу. Генри идет следом за милиционерами, заходит в дежурную часть.

ДЕЖУРНЫЙ:

Вы к кому, товарищ?

КЭССИДИ:

Я здесь… Мне надо…

ЗАДЕРЖАННЫЙ.

(Катается по полу):

Сволочи, продали Россию! Хлебушка! Хлебушка дайте! Умираю!..

Милиционеры избивают задержанного. Кэссиди выбегает на улицу.

ДЕЖУРНЫЙ.

(Выбегает следом):

Стой! Держи его!..

ЦИТАТА: Москвич Решетин запишет в дневнике: «Застава Ильича. Всюду мусор, летают обрывки бумаги, пахнет гарью. Раздаются возгласы: «Бей евреев!» Какие-то люди то там, то здесь останавливают автомашины, вытаскивают из них людей, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривают их по земле...»

18. ИНТ. МОСКВА, ПОСОЛЬСТВО ЯПОНИИ.

Генерал Тетекава вызвал к себе руководителей отделов.

ТЕТЕКАВА:

Я получил из Кремля распоряжение о срочной эвакуации из Москвы нашего посольства. Насколько мне известно, эвакуируются в город Куйбышев и все остальные дипломатические миссии. (Передает подчиненным конверт). Здесь – адрес, по которому вам следует прибыть самим и доставить подлежащие эвакуации документы. На подготовку у нас менее пяти часов. Вопросы? Вопросов нет. Приступаем к работе!..

ЦИТАТА: 15 и 16 октября посольства и дипломатические миссии специальными поездами будут отправлены из Москвы в Куйбышев. В сопровождении работников наркомата иностранных дел и сотрудников НКВД они прибудут в «запасную столицу» 19 и 20 октября.

19. НАТ. МОСКВА – НОЧЬ.

Холодная октябрьская ночь. Ветер. Где-то в глухомани на запасных путях стоит поезд, к которому по узкой тропинке, петляя между заборами и деревьями, в темноте в сопровождении сотрудников НКВД идет с чемоданами группа людей. Изредка вполголоса перебрасываются короткими фразами. Среди них – Кэссиди и Шапиро. Усталые и замерзшие, они помогают друг другу не поскользнуться на мокрых рельсах.

ШАПИРО:

Скажите, Генри, уходя из офиса, вы выключили свет, перекрыли воду?

КЭССИДИ:

А вы не теряете чувство юмора! Что это постоянно звенит в вашем саквояже?

Шапиро ставит саквояж на землю, присаживается на него.

ШАПИРО:

Часы.

КЭССИДИ:

Ваша знаменитая коллекция?

ШАПИРО:

К сожалению, о коллекции можно забыть. Готов спорить, что московские мародеры не пройдут мимо двери моей квартиры. А это так – мелочи.

Кэссиди помогает Шапиро встать, с трудом приподнимая его огромный саквояж.

КЭССИДИ:

Если это не часы, то – что?

ШАПИРО:

Откровенно говоря, виски.

КЭССИДИ:

Что, простите? Виски? Вы спятили?

ШАПИРО:

Поверьте мне, Генри, виски – это то, что нам еще очень даже пригодится.

КЭССИДИ:

И сколько же бутылок вы тащите на себе?

ШАПИРО:

Ровно два десятка. Вы не ослышались. Два десятка. Я побывал и не в таких передрягах, и шотландский виски всегда и везде заменял мне и валюту, и все остальное.

КЭССИДИ:

Кстати, насчет всего остального. Как у вас с теплым бельем?

ШАПИРО:

Вы заставляете меня краснеть!

КЭССИДИ:

Я не шучу. Кстати, вы ведь женаты на русской?

ШАПИРО:

Это был бурный, страстный и тайный роман. Мы поженились в тридцать седьмом.

Запнувшись в темноте, Кэссиди едва не падает. Теперь уже Шапиро помогает ему отряхнуться. Оба лишь на мгновение кладут вещи на землю и, чтобы не отстать от остальных, прибавляют шаг.

КЭССИДИ:

Здесь и в самом деле темнота невероятная.

ШАПИРО:

Смотрите, не сломайте шею.

КЭССИДИ:

Но в Куйбышев, как я понимаю, вы отправляетесь в одиночестве? Где этот Куйбышев? Что это за город? Сегодня мне звонила Наташа.

ШАПИРО:

Белокурая русская подружка Гилмора?

КЭССИДИ:

Она любит его. Знаете, что она мне сказала?

ШАПИРО:

Что, если не секрет?

КЭССИДИ:

До войны вы напоминали мне трех мушкетеров!

ШАПИРО:

Только Александра Дюма нам и не хватало!

КЭССИДИ:

Насколько я помню, Александр Дюма путешествовал по России.

ШАПИРО:

Так же, как мы, под конвоем? К тому же, мушкетеров было четверо, если считать Дартаньяна.

КЭССИДИ:

Где наш Гилмор-Дартаньян она не знает. Наташа просила меня помочь ей выбраться из Москвы.

ШАПИРО:

И встретиться с Эдди? Русские женщины! Вы бы не могли помочь мне с саквояжем?

КЭССИДИ:

В котором ваш шотландский виски? Какой смысл тащить виски в Куйбышев! Приедем и купим!

ШАПИРО:

То ли купим, то ли нет. А это наш с вами виски. Поверьте мне, алкоголь в России – это спасение от всего!..

Тьма, жуткий промозглый ветер…

20. ИНТ. МОСКВА, КРЕМЛЬ, РАБОЧИЙ КАБИНЕТ СТАЛИНА

Сталин, Берия, Власик. Сталин раскуривает трубку, стает из-за стола и проходит по кабинету.

ЦИТАТА: 15 октября 1941 года из Москвы в Куйбышев должно было выехать Политбюро, но Сталин поддержал предложение Микояна временно отказаться от этой идеи.

СТАЛИН:

Сегодня на вас лежит вся ответственность за эвакуацию правительства, президиума Верховного Совета, иностранных дипломатических миссий и журналистов. И правительство, и наркомат Обороны, и сотрудники Наркомвоенмора, без сомнения будут находиться в центре внимания так называемых дипломатов и журналистов, а на деле – шпионов и провокаторов, врагов советского государства. Какие меры вы планируете предпринять в связи с этим?

Берия собирается встать из-за стола, но Сталин жестом руки оставляет его сидеть.

БЕРИЯ:

Эвакуация работников аппарата ЦК ВКП(б), президиума Верховного Совета, правительства, наркомата обороны, ЦК ВЛКСМ, исполкома Коминтерна во главе с Георгием Димитровым, работников наркомата иностранных дел во главе с Вышинским будет проходить в условиях повышенной секретности.

СТАЛИН:

К каждому сотрудника НКВД не приставишь.

БЕРИЯ:

Во исполнение постановления правительства у жителей города Куйбышева изъяты все личные радиоприемники, а оставшиеся у организаций поставлены на самый строгий учет. Введен усиленный контроль за перепиской, усилены меры наружного наблюдения. Прослушивание телефонных переговоров будет налажено в первые же дни, в первые же часы. В дороге мы предпримем особые меры безопасности.

Сталин подходит к зашторенному окну.

СТАЛИН:

Никогда еще у нас не было столь масштабных переездов, к тому же в военное время в условиях строгой секретности. О любых случаях неисполнения приказов тут же докладывайте лично мне.

БЕРИЯ:

Иосиф Виссарионович, мы готовы обеспечить и ваш отъезд.

Сталин поворачивается к Берия и Власику спиной, те встают из-за стола.

СТАЛИН.

(После паузы):

Вы так думаете?

БЕРИЯ:

Я уверен в этом.

ВЛАСИК:

Я тоже, товарищ Сталин.

СТАЛИН.

(После паузы):

Хорошо. Если товарищ Сталин примет такое решение. Что еще?

ВЛАСИК:

Иосиф Виссарионович, ваша невестка родит не сегодня завтра.

СТАЛИН.

(Развернулся к Берия и Власику):

Какая невестка?

ВЛАСИК:

Ваша невестка Галина.

СТАЛИН:

Галина.

Сталин вновь проходит по кабинету, садится на свое место за стол. И Берия, и Власик стараются в эту минуту не встретиться взглядами со Сталиным.

СТАЛИН:

Я должен отметить, товарищ Власик, что вам удалось в условиях секретности обеспечить переезд семьи товарища Сталина в город Куйбышев. Постарайтесь так же успешно выполнить поставленную перед вами сложнейшую задачу. (Пауза). Когда она собирается рожать?

ВЛАСИК:

Врачи говорят, сегодня или завтра.

СТАЛИН:

Предлагаю для охраны правительства и иностранных дипломатических миссий командировать из Москвы сотрудников Второго Главного Управления НКГБ СССР во главе с заместителем начальника Управления полковником госбезопасности Бутенко. Этого будет достаточно, Лаврентий Павлович?

БЕРИЯ:

Около четырехсот человек. Вполне достаточно.

ЦИТАТА: Директор продовольственной базы треста «Мосгастроном» Антонов и его заместитель Дементьев разрешили подчиненным бесплатно брать хранящиеся на базе продукты, сами запаслись колбасой, маслом и сахаром, забрали из кассы шесть тысяч рублей и уехали. Раздали продукты своим подчиненным и посторонним лицам руководитель Кировского райпищеторга города Москвы Степанов и управляющий межреспубликанской конторой «Главзаготснаб» Ровинский.

Сталин перебирает бумаги, складывает их в папку и передает ее Берия.

СТАЛИН:

Насколько опасна распространяющаяся по Москве паника?

БЕРИЯ:

Паники в столице нет. Ситуация под контролем. Всех расхитителей социалистической собственности арестовываем.

СТАЛИН:

Расстреливать! Паникеров и мародеров надо расстреливать. Речь идет о жизни и смерти Москвы. Беспощадно, без суда и следствия! (Пауза). Ты что-то хотел спросить?

Берия достает документ из другой папки, но не передает его Сталину.

БЕРИЯ:

Арестованные нами изменники родины, высший командный состав Красной Армии. Их бы тоже…

СТАЛИН:

Их необходимо отправить в Куйбышев.

БЕРИЯ:

Я подготовил список. Двадцать два человека. Вагон.

СТАЛИН:

Один вагон?

Пауза. Берия убирает документ в папку и подмигивает Власику.

СТАЛИН.

(Спрашивает у Берия):

Что вы думаете об эвакуации японского посольства? Не кажется ли вам ошибкой принятое решение эвакуировать вместе с нашими союзниками и так называемых дипломатов, представляющих страну, которая не сегодня завтра вступит с нами в военные действия?

БЕРИЯ:

И в Токио, и в Берлине понимают, что эвакуируя в Куйбышев дипломатические миссии, советское правительство, скажем так, «убивает двух зайцев». Во-первых, мы обеспечиваем их безопасность, а во-вторых, убираем из Москвы.

СТАЛИН:

В условиях повышенной секретности!

БЕРИЯ:

Враг не дремлет! Японский посол Тетекава в телефонном разговоре с американским послом Штейнгардтом заметил, что из Куйбышева мы не сможем управлять страной – слишком это далеко.

СТАЛИН:

Кто это – мы? И что значит – не сможем?

БЕРИЯ:

Вы – товарищ Сталин. Он так и сказал: «Сталин не сможет».

СТАЛИН:

В шутку сказал?

Сталин улыбнулся, расплылся в улыбке и Власик. Берия поправил пенсне.

БЕРИЯ:

Нам известно, что японская и немецкая разведки располагают данными о том, что планируется перевезти советское правительство еще дальше, на Урал, в Свердловск.

СТАЛИН:

Мы подумаем над тем, как подтвердить для них эту дезинформацию.

21. НАТ. МОСКВА. – НОЧЬ.

Стоящий на запасных путях поезд с плотно зашторенными окнами трогается и начинает набирать ход. Из темноты к одному из вагонов бросается какая-то женщина. За окнами поезда – ни огонька.

Поезд набирает ход. Выскочив из темноты, двое мужчин волоком тащут женщину к каким-то то ли сараям, то ли гаражам. Так сотрудниками НКВД была арестована любящая Эдди Гилмора Наташа.

Поезд набирает ход, он уходит во тьму, в Куйбышев…

22. НАТ. КУЙБЫШЕВ – ДЕНЬ.

На узких улочках города немноголюдно. Колючий ветер, отчего-то нетающий первый снег. Посматривающие по сторонам люди в штатском…

23. ИНТ. КУЙБЫШЕВ. БОЛЬНИЦА, ОПЕРАЦИОННАЯ – ДЕНЬ.

В этот день в операционной принимают роды. На столе лежит Галина Бурдонская. Рядом с ней двое врачей, пара медсестер, в дверях – сотрудник НКВД.

ВРАЧ:

Закройте дверь!

СОТРУДНИК НКВД:

Не положено!

ВРАЧ:

Дверь закрой!

СОТРУДНИК НКВД:

Не положено! Приказ у меня!

ПОЖИЛАЯ МЕДСЕСТРА:

Сквозит! Сквозняк! Ой, дурак!..

СОТРУДНИК НКВД:

Приказ у меня!

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Скоро, доктор?

ВРАЧ:

Скоро, очень скоро.

ПОЖИЛАЯ МЕДСЕСТРА:

Ты кричи, дочка, не страдай, кричи.

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Не могу я, сил нет.

МОЛОДАЯ МЕДСЕСТРА:

Господи!

ВРАЧ:

Как вам не стыдно, а еще комсомолка!

МОЛОДАЯ МЕДСЕСТРА:

А она не умрет?

ПОЖИЛАЯ МЕДСЕСТРА:

Молчи, дура! Если с ней что, нам всем крышка!

ГАЛИНА БУРДОНСКАЯ:

Больно-то как, не могу!..

ВРАЧ:

Да закроешь ты дверь, или нет! Охрана! Охрана!..

Из коридора в операционную вбегает Власик, за ним двое офицеров.

ВЛАСИК

В чем дело?

ВРАЧ:

Дверь закройте! Вам ясно? И никого сюда не впускать!

ВЛАСИК:

Совсем никого?..

Женский крик. Куда-то в сторону уплывает яркий солнечный свет. Крик новорожденного ребенка…

24. ИНТ. МОСКВА, КРЕМЛЬ, КАБИНЕТ СТАЛИНА.

Сталин изучает карту боевых действий. Отходит в сторону, снова возвращается к карте. Подходит к столу, поднимает трубку телефона.

СТАЛИН.

(Говорит по телефону секретарю):

Пусть войдет.

В дверях появляется Берия, кивает Сталину, быстро проходит к столу.

БЕРИЯ:

Есть новости из Куйбышева.

Берия достает из папки бумагу, передает ее Сталину. Тот читает, складывает лист, кладет его в пепельницу, чиркает спичкой, поджигает его и смотрит, как тот сгорает. Берия, наконец, решается на улыбку.

БЕРИЯ:

Внук у тебя родился, Коба. Поздравляю.

СТАЛИН:

Внук, да. Плакал, когда родился?

БЕРИЯ:

Кто? Я?

СТАЛИН:

Внук мой плакал?

БЕРИЯ:

Когда родился, конечно: «Ля-ля-ля!». Все смеялись, говорили, что будет Козловским, певцом будет. Здоровенький родился. Все в порядке. Галина, когда рожала, под ней стол операционный сломался. Все обошлось. Виновных накажем. Или не надо? Такой день, все-таки. Или надо?

СТАЛИН:

Как хотят назвать?

БЕРИЯ:

Власик докладывает, что все в порядке.

СТАЛИН:

Как хотят назвать?

БЕРИЯ:

Александром. В смысле, победителем. Василий с фронта просит отпустить на день-другой жену повидать. Степан Микоян с ним тоже хочет, друзья все-таки.

СТАЛИН:

Пусть летит.

БЕРИЯ:

Внук у тебя, Коба! Не бракоделы!..

СТАЛИН:

Всё?

Сталин снова подходит к карте боевых действий, долго смотрит на нее.

БЕРИЯ:

В остальном в Куйбышеве все в порядке. Детям разрешено выезжать в город только с охраной и на спецавтомобиле. Со случайными прохожими общаться запрещено. Власик хочет, чтобы Светлана училась в особом классе, чтобы там были дети проверенных товарищей. Некоторые педагоги отказывались заниматься с детьми товарища Сталина, говорили, что они избалованные. Мы уже приняли меры.

Сталин стоит у карты. Берия не может понять, слышит он его, или нет. Пауза.

БЕРИЯ:

Как считаешь, может, в Куйбышев эвакуировать всех твоих родственников? Анна Сергеевна Аллилуева, Евгения Яковлевна, Сергей Яковлевич, жена Яши с дочкой своей, с Гулей, с Галей, – считай, почти вся семья там. Хотя, ты прав, и этого достаточно. Итак всех почти вместе собрали. Боюсь, Василий в Куйбышеве на радостях напьется, хулиганить будет. А в остальном все в порядке…

СТАЛИН.

(Задумчиво):

Внук у меня родился…

БЕРИЯ.

(Растерянно):

Я же говорю, Коба, внук. Сашей хотят назвать…

СТАЛИН:

Победитель…

25. НАТ. КУЙБЫШЕВ – ДЕНЬ.

В этот октябрьский день у дверей милицейской больницы крутятся люди в штатском. Из окон нет-нет да выглядывают санитарки, медсестры. Пинком открыв дверь, на улицу едва ли не вываливается с цветами и шампанским Василий Сталин. Рядом с ним его друг Степан Микоян.

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Ты понял, Степан, ты видел! Парня родила! Вот такой мужик будет! Сашка будет!

СТЕПАН МИКОЯН:

Почему будет? Уже есть!

ВАСИЛИЙ СТАЛИН:

Похож на меня? Скажи мне, похож?

СТЕПАН МИКОЯН:

Вася! Не то слово, Вася!

Василий пускается в пляс прямо на улице. Из окна второго этажа с охапкой белой сирени в руках с улыбкой смотрит на него Галя. В глазах у нее слезы счастья…

26. ИНТ. КУЙБЫШЕВ, БОЛЬНИЦА – ДЕНЬ.

В больничном коридоре у окна стоят медсестры. Молодая плачет, пожилая закуривает.

МОЛОДАЯ МЕДСЕСТРА:

Здесь курить нельзя, тетя Зоя.

ПОЖИЛАЯ МЕДСЕСТРА:

Поучи меня еще! Курить ей нельзя!

МОЛОДАЯ МЕДСЕСТРА:

Молодец какой! Хорошо-то как!..

ПОЖИЛАЯ МЕДСЕСТРА:

Кто молодец? Этот, что ли? Красавец!

МОЛОДАЯ МЕДСЕСТРА:

Я ведь первый раз на родах. И сразу мальчик! Да еще Сталин! Внук Иосифа Виссарионовича!

Пожилая медсестра хватает ее за плечи, толкает в угол и, прижав к стене всем телом, шепчет.

ПОЖИЛАЯ МЕДСЕСТРА:

Молчи, дура! Внук! За это же срок дать могут! Никаких здесь Сталиных нет и не было, поняла? Никаких здесь Сталиных нет!..

ЦИТАТА: Город Куйбышев, улица Пионерская, 19. В этом доме с осени 1941 по начало лета 1942 года жила семья Сталина. 14 октября 1941 года в Куйбышеве Галина Бурдонская родила сына. После смерти Сталина его внук Саша возьмет фамилию матери. Сегодня Александр Васильевич Бурдонский – театральный режиссер, народный артист России. В родном городе он не был много лет.

27. НАТ./ИНТ. КУЙБЫШЕВ, ДОМ СТАЛИНЫХ – ВЕЧЕР.

Рядом с этом домом постоянно кто-то прохаживается – то милиционер, один прохожий, то другой, то что-то делает дворник. Все окна здесь плотно зашторены. Впрочем, в Куйбышеве светомаскировка введена во всех домах.

Это дом особый – здесь живут Сталины. В одной из комнат за столом делает уроки девятиклассница Света, дочь Сталина. По скрипу половиц она безошибочно узнает няню, но от уроков не отрывается и на няню не смотрит. Так у них заведено между собой, такая как бы игра.

СВЕТЛАНА:

Няня, это ты?

НЯНЯ:

Кому еще быть, как не мне.

СВЕТЛАНА:

Молоко принесла?

НЯНЯ:

Молоко. При мне пей.

СВЕТЛАНА:

А если – нет?

НЯНЯ:

А если – да?

Няня ставит стакан с молоком на стол Светланы и садится на диванчик. Света продолжает делать вид, будто учит уроки.

СВЕТЛАНА:

Николай Сидорович приехал?

НЯНЯ:

Власик? Приехал.

СВЕТЛАНА:

Он ведь генерал?

НЯНЯ:

Генерал.

СВЕТЛАНА:

А на генерала не похож.

НЯНЯ:

Тебе виднее.

СВЕТЛАНА:

А тебе?

Светлана сладостно потягивается, отодвигает тетради и учебники, присаживается на диван, обнимает няню.

ЦИТАТА: С 1934 года вся обслуга Сталина, его семьи и московских дач была зачислена в штат ОГПУ-НКВД с присвоением воинских званий. Дачу в Зубалове Сталин оставил Сергею Яковлевичу Аллилуеву с женой. Дачи в Кунцеве, Липках, в Крыму, на озере Рица и на Валдае вместе со штатом охраны, горничных, экономок и поваров подчинялись лично Власику.

СВЕТЛАНА:

Мы когда в Москву поедем?

НЯНЯ:

Придет время и поедем.

СВЕТЛАНА:

Придет время. А когда оно придет?

НЯНЯ:

Когда ты молоко выпьешь.

СВЕТЛАНА:

Сначала нас всех сослали в Сочи: бабушку, дедушку, Яшину дочку Галочку с ее матерью, Анну Сергеевну с детьми, меня с тобой. К сентябрю мы вернулись в Москву, и я помню, как бомбой разворотило угол Арсенала, его еще Баженов строил.

НЯНЯ:

Как раз напротив наших окон.

СВЕТЛАНА:

Перед нашим домом уже заканчивали бомбоубежище строить с ходом из нашей квартиры. Это для правительства бомбоубежище строили? Страшно все это! Вот скажи, надо нам было уезжать из Москвы, или нет?

НЯНЯ:

Тебе учиться надо, а в школу твою бомба попала.

СВЕТЛАНА:

Это тоже страшно.

Светлана обнимает няню, и та баюкает ее словно малого ребенка.

НЯНЯ:

Придет серенький волчок и укусит за бочок…

СВЕТЛАНА:

А помнишь, мы раньше с отцом ездили в Сочи? А еще он домой приходил обедать! Он приходил обедать и, проходя по коридору мимо моей комнаты, еще в пальто обычно громко звал меня: «Хозяйка!» Я бросала уроки и неслась к нему в столовую, где все стены были заставлены книжными шкафами и стоял резной буфет с мамиными чашками, а над столиком со свежими журналами и газетами висел ее большой портрет. Ты помнишь этот портрет? Когда мне было десять лет, в Сочи, на отдыхе, он возмутился короткому, по его мнению, платью: «Ты что это голая ходишь?» Мои детские трусики злили его: «Безобразие! Физкультурницы ходят все голые!» Он вынес из своей комнаты две свои нижние рубашки из батиста и дал тебе: «Сшейте ей шаровары. И платье должно быть ниже колен!» – «Папа, – сказала я,– ведь такое сейчас никто не носит!» Он меня даже не слушал! Ты сшила мне эти дурацкие длинные шаровары и платье, закрывавшее коленки. Все это я надевала, только когда шла к отцу. Потом сама постепенно укорачивала платье. Он не замечал. И ты не замечала. Он не замечал, ему было не до меня. Так я вернулась к обычной одежде. В мае, за месяц до войны, я написала ему шуточное письмо, какими ты помнишь, мы перебрасывались не один год: «Мой дорогой секретаришка. Спешу вас уведомить, что ваша хозяйка написала сочинение на «отлично». Таким образом, первое испытание сдано, завтра сдаю второе. Кушайте и пейте на здоровье. Целую крепко папочку тысячу раз. Секретарям привет. Хозяйка». На моем письме он оставил резолюцию: «Приветствуем нашу хозяйку. За секретаришек – папка Сталин». Как же я хочу домой!..

НЯНЯ:

Завтра мы будем кататься на машине.

СВЕТЛАНА:

Я не люблю его машины.

НЯНЯ:

Любишь, я знаю.

СВЕТЛАНА:

А я знаю, что не люблю. А какая будет машина? «ЗИС», «Бьюик», или «Кадиллак»? Мне говорили, что они все бронированные. Зачем нас отправили в Куйбышев? Помнишь, как долго грузили вещи в специальный вагон? Никто не знал, уедет ли отец из Москвы, на всякий случай погрузили и его библиотеку. В Куйбышеве нам нельзя ни с кем дружить.

НЯНЯ:

Почему же нельзя? Можно.

 

СВЕТЛАНА:

А охрана? Знаешь, как она мне надоела! Скажи Николаю Сидоровичу, пусть уберет этих уродов!

НЯНЯ:

Света!

СВЕТЛАНА:

А домик этот ничего, с двориком. Краской пахнет до сих пор, а в коридоре — мышами! Хорошо, что повара, подавальщики, охрана — все наши. А отец сюда приедет? Надо будет спросить у Власика.

НЯНЯ:

Говорят, отремонтировали несколько дач на берегу Волги, а под землей строят огромные бомбоубежища.

СВЕТЛАНА:

Если он приедет, будет жить в обкоме. Он привык жить там, где работает. Любит большие пустынные комнаты со столами и диванами.

НЯНЯ.

(Шепчет):

Говорят, он чуть не уехал из Москвы. Ночью стоял у подножки вагона специального поезда. К вагону подошел генерал армии Жуков. «Вы уверены, что мы удержим Москву? – спросил его Иосиф Виссарионович. – Говорите честно, как коммунист». Жуков ответил: «Москву, безусловно, удержим».

СВЕТЛАНА:

Конечно, удержат!

НЯНЯ:

Помнишь, к нам в Москве заходил Шахурин, нарком авиационной промышленности?

СВЕТЛАНА:

Он еще шутил, что бывает у отца на кремлевской квартире чуть ли не каждый день!

НЯНЯ:

Я слышала, как Власик говорил, что Шахурин недавно был у твоего отца. Вешалка пустая и шкафы пустые. Он удивился, а хозяин сказал ему: «И обувку увезли в Куйбышев».

СВЕТЛАНА:

Думаешь, он приедет? А что было в этом доме до нас? Говорят, редакция армейской газеты. Значит, в этой комнате никто не жил...

ЦИТАТА: 17 октября в Куйбышеве в условиях повышенной секретности местное руководство и сотрудники НКВД встречали на вокзале председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина, члена ГКО Ворошилова, секретаря ЦК ВКП(б) Андреева, секретаря Президиума Верховного Совета СССР Горкина, зам. Председателя ЦКК ВКП(б) Шкирятова, зам. Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Вознесенского и других партийно-советских работников с семьями, а так же сотрудников исполкома Коминтерна во главе с Георгием Димитровым, работников наркомата иностранных дел во главе с Вышинским.

ЗТМ.

28. СОВЕТСКАЯ КИНОХРОНИКА: КУЙБЫШЕВ, 7 НОЯБРЯ 1941 ГОДА, ПАРАД ВОЙСК.

ЦИТАТА: Из Куйбышевской области на фронт ушло 16 842 ополченца. 7 ноября 1941 года одновременно в Москве, Воронеже и Куйбышеве прошел военный парад. В Куйбышеве парадом командовал генерал Пуркаев, принимал парад Ворошилов. На трибунах были Калинин, Андреев, Шверник, Шкирятов, Вознесенский, Первухин, Ярославский. Слева от трибуны стояли иностранные дипломаты и журналисты.

ЗТМ.

29. НАТ. КУЙБЫШЕВ – ВЕЧЕР.

Ноябрьским вечером по улочкам затемненного Куйбышева неторопливо идут двое мужчин — это Кэссиди и Шапиро. Следом за ними, стараясь не привлекать внимания, следуют еще двое. Так они и спускаются к покрытой льдом Волге.

КЭССИДИ:

В этом городе когда-нибудь бывает тепло?

ШАПИРО:

Генри, это же Россия, Волга! Это зима, наконец!

КЭССИДИ:

Ноябрь, а холод дикий!

ШАПИРО:

Прогуляемся, вернемся в гостиницу, выпьем виски.

КЭССИДИ:

Интересно, эти двое, приставленные к нам, сколько они выпьют?

ШАПИРО:

А давайте спросим у них!

КЭССИДИ:

Шутите?

ШАПИРО:

В гостинице ничуть не теплее, чем на улице.

КЭССИДИ:

Я думал, умру на параде от холода. Эти самолеты «Ил-2» – их делают в Куйбышеве? Пехота, какие-то курсанты, женский батальон, кавалерия, танки, мотопехота, противотанковые пушки — полтора часа! Тут еще вы со своими прогулками ближе к ночи!..

Они подошли Волге, постояли немного и пошли обратно. Кэссиди поскальзывается на каждом шагу. Шапиро придерживает его за руку.

ШАПИРО:

Когда вы купите себе приличную обувь?

КЭССИДИ:

Валенки? Никогда.

ШАПИРО:

Гостиница вся напичкана жучками.

КЭССИДИ:

Плевал я на их прослушку! Жучки! От холода здесь вымерли даже тараканы. С парадом они попали в самую точку! Даже Тетекава позеленел! Япония не решится воевать с Россией.

ШАПИРО:

Вы думаете?

КЭССИДИ:

Зачем им эти проблемы! Тетекава как-то сказал, что эта война для европейцев.

ШАПИРО:

Это мировая война.

Кэссиди вырывается из рук Шапиро в приступе истерики.

КЭССИДИ:

Не читайте мне лекций! Россия вконец испортила мой характер. Этот город просто невыносим! Ни нормальных обедов, ни прогулок, ни пресс-конференций. Сегодня я не мог открыть дверь и выйти из номера. Дверь примерзла! «Гранд Отель»! Я больше не могу греть воду в кастрюле! Вы были в их бане?

ШАПИРО:

Это Россия. В конце концов, нас кормят в ресторане первого класса. (Пауза). Президент отзывает Штейнгардта из России, кажется, в Турцию.

КЭССИДИ:

Так это правда?

Шапиро кивает. В темноте они останавливаются перед огромной наледью. Кэссиди замер. Шапиро топчется в поисках обхода.

ШАПИРО:

Всем нам надо быть осторожнее. Русские скрывают переезд правительства и дипмиссий в Куйбышев. В Кремле недовольны, публикациями в американских газетах.

КЭССИДИ:

Еще восемнадцатого октября сразу в пяти изданиях были напечатаны сообщения об отъезде дипломатов и советского МИДа из Москвы в Куйбышев.

ШАПИРО:

И везде со ссылкой на Рим: «Авторитетный источник в Риме сообщил, что дипломатический корпус, который покинул Москву, прибыл в Куйбышев, город на реке Волга в 550 милях на восток от осажденной советской столицы». Только в «Виннипег Фри Пресс» слова «авторитетный источник» были заменены на «фашистский оратор», а «сообщил» на «утверждал».

КЭССИДИ:

В «Дэйли Тайм Ньюз» этот текст дали по заголовком «Дипломаты бегут», а в калифорнийском «Френзо Би Рипабликан» – «Куйбышев сообщает: красные бегут из столицы», стремясь выдать все за паническую эвакуацию из Москвы.

ШАПИРО:

Что вас так радует в этом?

КЭССИДИ:

В калифорнийской «Окленд Трибьюн» в тексте был указан состав американской миссии: посол Штейнгардт, два секретаря, три чиновника и десять корреспондентов.

ШАПИРО:

Но какого черта, Генри, вы написали: «Москва, которую мы покинули, – центр мира. Куйбышев, в котором мы сейчас, – конец света»! Зачем вы это написали? Вы можете мне сказать, зачем?

Кэссиди сморкается как маленький мальчик и молчит.

КЭССИДИ.

(Говорит виновато):

А вы считаете иначе?

ШАПИРО:

Кого из читателей интересует наше с вами мнение! Что они там в Америке знают о России! А впрочем, вы правы. Девятнадцатого октября статьи о Куйбышеве были уже в двадцати пяти американских газетах.

КЭССИДИ:

А какие фотографии! В «Нью-Йорк Таймс» две статьи на первой полосе! А заголовок – «Русские переносят столицу на Волгу»! Вы обратили внимание на уточнение – «американские граждане известили нас о своем прибытии на специальном поезде советского МИДа». Блеск!

ШАПИРО:

И после этого вы еще удивляетесь, почему за вами постоянно следят!..

30. НАД. КУЙБЫШЕВ. ВОКЗАЛ. НОЯБРЬ. – УТРО.

С небольшим чемоданом в руках Эдди Гилмор выходит из вагона поезда на перрон. Его никто не встречает. Оглядевшись, Гилмор идет на площадь. Перед ним город, наполненный ранеными и инвалидами, город с огромными очередями у магазинов за крупой и хлебом.

Гилмор идет по улице. У него в руке записка с адресом. Время от времени он сверяет с запиской увиденные на домах надписи с названиями улиц.

На одном из перекрестков Гилмер чуть не попадает под машину. В затормозившем у его ног черном «ЗИСе» он успевает увидеть девушку на заднем сидении. Рядом с ней какая-то женщина. Девушка машет ему рукой – «Проходите!». Гилмер переходит улицу и оглядывается на уезжающий автомобиль.

31. НАТ./ИНТ. АВТОМОБИЛЬ (В ДВИЖЕНИИ) — ДЕНЬ.

Светлана смотрит в окно двери, оборачивается назад, но не замечает этого странного пешехода. Няня терпит ее возню. Наконец, Светлана успокаивается. Няня достает из сумочки зеркальце и передает его Светлане. Та и не собирается любоваться собой.

НЯНЯ:

Угомонилась?

СВЕТЛАНА:

(Спрашивает о зеркальце):

Зачем?

НЯНЯ:

А ты посмотри на себя — ни прически, ни...

Светлана снова берет зеркальце в руки, смотрит в него.

СВЕТЛАНА:

Испачкалась, нет? Нормальная прическа. Шапка тесная.

НЯНЯ:

Не нашла кавалера?

СВЕТЛАНА:

Кто? Я?.. Какой-то он странный. В отпуск, наверное, приехал с фронта.

НЯНЯ:

Какой отпуск!

СВЕТЛАНА:

Или по делам. Может, он врач. Или артист.

НЯНЯ:

Пустобреха ты! Пустобреха!..

32. ИНТ. НОМЕР В «ГРАНД-ОТЕЛЕ» — ДЕНЬ.

Гилмор ставит чемодан на пол и оглядывает гостиничный номер. Потертый паркет, две древние железные кровати, сломанные посередине и провисшие почти до полу. Отдельной ванны нет, как и проточной воды. Огромные двойные окна выходят на главную улицу. Окна покрыты льдом. Свет от единственной голой лампочки, свисающей с потолка, делает комнату еще более холодной. Холодно. Сквозняк. Большой разбитый платяной шкаф, два маленьких деревянных стола, два венских стула.

 

В дверь постучали.

ГИЛМОР:

Входите!

На пороге появляются улыбающиеся Кэссиди и Шапиро. У Кэссиди в руках американские газеты, у Шапиро — стаканы и бутылка виски.

ШАПИРО:

Разрешите войти?

ГИЛМОР:

Генри!

КЭССИДИ:

Вы позволите?

ГИЛМОР:

Генри!

ШАПИРО:

А похудел!

КЭССИДИ:

Откормим!

Они обнимаются и веселятся как дети.

ГИЛМОР:

Друзья, как я рад!

КЭССИДИ:

Наконец-то! А то заладил: «Генри, Генри!..»

Шапиро пристраивает на одном из столов бутылку, стаканы.

ШАПИРО:

Обстановка здесь спартанская.

Кэссиди усаживается на стул словно на трон. Ему доставляет удовольствие изображать довольного жизнью человека.

КЭССИДИ:

По крайней мере, ты не в поезде. Обрати внимание, о тебе уже пишет пресса! (Раскрывает газету, читает): «Несколько месяцев лучшие американские корреспонденты добирались до Москвы, кто через Ближний Восток, кто через Мурманск и Архангельск. Стил из «Чикаго дейли ньюс», Судьцбергер из «Нью-Йорк таймс», Кэрролл из «Юнайтед Пресс», Гилмор из «Ассошиэйтед Пресс». В России они скоро узнают, что правила игры здесь весьма отличаются от принятых на Западе».

Гилмор явно растерян. Он стоит посреди комнаты точно столб.

ГИЛМОР:

Разве я в Москве?

ШАПИРО:

Об этом напишем чуть позже.

КЭССИДИ:

Ты же должен был быть в Москве?

ГИЛМОР:

Кто меня пустит в Москву! Где я только не был! Вы хоть знаете, где находится Архангельск?

ШАПИРО:

Где-то на севере.

 

Гилмор ложится на одну из кроватей. Только сейчас он почувствовал, как устал.

ГИЛМОР:

Где-то! Самолеты, пароходы, поезда — мне казалось, я не приеду сюда никогда!

ШАПИРО:

И все же, приехал! Здесь жить можно. Немецкая авиация пыталась бомбить под Сызранью железнодорожный мост, но русские зенитки отогнали ее. Здесь все спокойно. Если хочешь, мы можем сходить в Большой театр.

ГИЛМОР:

Куда сходить?

ШАПИРО:

В Большой театр. Его тоже эвакуировали в Куйбышев. Говорят, что московское радио тоже вещает отсюда.

КЭССИДИ:

Я знаю это абсолютно точно.

ШАПИРО:

Нас обещали познакомить с балеринами из Большого театра!

КЭССИДИ:

Твою Наташу арестовали в Москве.

Пауза. Все трое стараются не смотреть друг на друга.

КЭССИДИ:

Ты не хочешь принять ванну?

ШАПИРО:

Прекрати!

КЭССИДИ:

Ближайшая баня тут недалеко.

ШАПИРО:

Как ты похудел — фунтов на тридцать, не меньше!

ГИЛМОР:

Я чертовски рад вас видеть!..

Больше Гилмор не может сказать ни слова. Он засыпает.

ЗТМ.

33. НАТ. КУЙБЫШЕВ. — ВЕЧЕР.

Вечерами город стал погружаться во тьму: все окна из-за возможных бомбардировок занавешены шторами из плотной черной бумаги. Вечерами по улицам ходят дежурные и проверяют светомаскировку. Фары редких автомобилей затемнены. Электролампочки в домах горят вполнакала.

34. ИНТ. КУЙБЫШЕВ, ДОМ СТАЛИНЫХ. – ВЕЧЕР.

Куйбышев, улица Пионерская, 19. В этом доме с осени 1941 по начало лета 1942 года жила семья Сталина.

В этот вечер в одной из комнат здесь будут смотреть кино. Белая простыня на стене – киноэкран. Один из охранников колдует над кинопроектором. Светлана с няней, бабушка с дедушкой, дочь Якова Сталина Галя с матерью, Анна Сергеевна с детьми, генерал Власик – все расселись. Застрекотал киноаппарат. На экране – «Волга-Волга».

35. ИНТ. РЕСТОРАН В «ГРАНД-ОТЕЛЕ». – ВЕЧЕР.

Сегодня необычный вечер. Сотрудники дипломатических миссий, иностранные журналисты отмечают День Благодарения в компании артисток Большого театра. Выпивают, закусывают, танцуют. Общаются, как могут. У многих сказывается языковой барьер.

Генри Кэссиди танцует то с одной партнершей, то с другой. Генри Шапиро смешивает какие-то алкогольные коктейли и пытается привлечь девушек к дегустации. Эдди Гилмор скромно стоит у колонны.

Шапиро подходит к Гилмору и угощает его коктейлем.

ШАПИРО:

В чем дело, старина?

ГИЛМОР:

Ты знаешь, я почти не танцую.

ШАПИРО:

Без проблем! В смысле танца мы по сравнению с этими девчонками вообще никто. Хочешь, я буду твоим переводчиком?

ГИЛМОР:

Как ты выучил этот русский!

ШАПИРО:

Я в России уже лет десять. И не забывай, у меня русская жена!

ГИЛМОР:

Главное, чтобы ты не забывал об этом.

Шапиро расцвел в улыбке.

ШАПИРО:

Только не сегодня!

 

С бокалами в обеих руках Шапиро начинает танцевать, вклиниваясь в девичьи стайки. Гилмор с удовольствием наблюдает за ним. Его взгляд скользит по залу. Неожиданно перед ним возникает Шапиро по-прежнему с бокалами, но уже и с двумя девушками. Их разговор продолжается на русском языке.

ШАПИРО:

Прошу любить – Виктория и Тамара!

ВИКТОРИЯ:

Вика.

ТАМАРА:

А я – Тамара.

Девушки с интересом рассматривают нового знакомого.

ГИЛМОР:

Мой имя... Генри...

Шапиро подмигивает девушкам.

ГИЛМОР:

Я не хорошо говорить русский...

ШАПИРО:

Я так думаю, что девушки «не хорошо говорить» инглиш.

Виктория смеется.

ВИКТОРИЯ:

Совсем никак!

ГИЛМОР:

Я не очень понимать...

ТАМАРА:

Я в школе учила английский.

ШАПИРО.

(Переходит на английский):

Действительно? Вы говорите по-английски?

ТАМАРА.

(Отвечает на английском):

Немного говорю.

ГИЛМОР:

(Говорит на английском):

Вас зовут Тамара?

ШАПИРО:

Ее зовут – твоя судьба!

Шапиро обнимает Вику.

ШАПИРО:

Мы идем танцевать, а вы изучайте русско-английский словарь!..

Пока все танцуют, Эдди и Тамара пытаются общаться.

ГИЛМОР.

(Говорит по-русски):

Вы... жить... Москва?..

ТАМАРА.

(Отвечает на английском):

Я родилась в Москве. А ты?

ГИЛМОР:

(Говорит по-русски):

Я не в Москва...

Оба смеются.

ТАМАРА:

Дурашка!

ГИЛМОР:

(Говорит по-русски):

Прости... Я не понять...

ТАМАРА:

Это сложно для тебя.

ГИЛМОР:

(Повторяет): Для тебя... (Думает).

Для меня? Я понял! А ты... Балет?..

ТАМАРА:

Большой театр.

ГИЛМОР:

Ты – звезда?

ТАМАРА:

Кордебалет.

ГИЛМОР:

Нет, ты – звезда!

ТАМАРА:

А ты?

ГИЛМОР:

И я – звезда. Я так шутить. Джорналист. (Пауза). Вино?..

Тамара застенчиво пожимает плечами.

ТАМАРА:

Не знаю.

ГИЛМОР:

Я не любить алкоголь. И не уметь танец.

Тамаре явно нравится этот журналист.

ТАМАРА:

Я могу научить.

ГИЛМОР:

Учить?

ТАМАРА:

Пойдем!..

Тамара увлекает его за собой. Взгляд Гилмора тонет в глубине ее глаз. Танцуют вокруг пары. Кажется, танцуют и стены, и колонны, и снег за окнами...

ЗТМ.

36. ИНТ. НОМЕР ГИЛМОРА В «ГРАНД-ОТЕЛЕ». – ДЕНЬ.

Накинув на плечи пальто, Гилмор печатает на машинке какой-то текст. Останавливается, задумывается о чем-то и снова печатает.

В номер входит Кэссиди.

КЭССИДИ:

У тебя дверь открыта.

Гилмор не реагирует. Он увлечен текстом.

КЭССИДИ:

Эдди!

ГИЛМОР.

(Отрывается от текста):

А, это ты!..

КЭССИДИ:

Да, это я. У тебя была открыта дверь.

ГИЛМОР:

Да-да, садись.

 

Кэссиди садится на стул, оглядывает комнату Гилмора.

КЭССИДИ:

Я вчера прилично выпил. А ты, смотрю, ничего.

ГИЛМОР:

Извини, я прослушал. Так что ты?..

КЭССИДИ:

Праздник не удался. Я так понимаю, что все мы провели эту ночь без любовных ласк.

ГИЛМОР:

Генри!

КЭССИДИ:

А что такого!

ГИЛМОР:

Она не такая.

КЭССИДИ:

Неужели? Кстати, как ее зовут?

ГИЛМОР:

Не важно.

КЭССИДИ:

Хочешь сказать, что влюбился?

ГИЛМОР:

Извини, Генри, я работаю. Я занят!

КЭССИДИ:

Я так и понял. Значит, влюбился.

ГИЛМОР:

Когда я только приехал сюда, меня чуть не сбила машину. В той машине я видел ее. Она говорит, что я что-то путаю. Но я-то знаю...

КЭССИДИ:

Скажи еще, что это судьба!

ГИЛМОР:

Генри, я серьезно говорю – я занят!

КЭССИДИ:

И я серьезен как никогда. Всегда завидовал тебе в этом. Не умеешь влюбляться, но умеешь любить.

Гилмор не слышит этой фразы. Он опять что-то выстукивает на печатной машинке. Кэссиди подбирает один из листков.

КЭССИДИ.

(Читает):

«Английский посол Криппс подал жалобу на то, что его темная квартира полна клопов и тараканов, а сам он плохо себя в ней чувствует. От его обычного оптимизма нет и следа. Один из высокопоставленных дипломатов написал Президенту Рузвельту: «Я поступил на дипломатическую службу не для того, чтобы так страдать. Я поступил на службу, чтобы получать удовольствие от жизни. Вы должны согласиться, что здесь мы попали в западню». Сотрудники комиссариата иностранных дел смеялись, читая обращение главы миссии США по военному снабжению Красной армии полковника Файновилла с просьбой предоставить ему в Куйбышеве дом или квартиру минимум в шестнадцать комнат и гараж на три машины...». (Пауза). Мило!..(Обращается к Гилмору): И где ты собираешься это опубликовать?

Гилмор не отвечает. Он думает над текстом.

37. НАТ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. ВНУТРЕННИЙ ДВОРИК. – ДЕНЬ.

Яркое солнце. И дорожки, и газоны, и деревья в снегу. Светлана ждет встречи с отцом. Она смотрит на окна, пытаясь угадать, за каким из них сейчас может быть он. Впрочем, угадывать бесполезно. Она лепит один снежок, за ним другой.

38. ИНТ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. КОРИДОР. – ДЕНЬ.

Берия стоит у окна и смотрит на гуляющую во дворе Светлану. Из кабинета выходит Сталин. Он идет по коридору. Берия рукой показывает ему на окно.

БЕРИЯ:

Как выросла, а!..

Сталин не смотрит в окно на дочь.

СТАЛИН:

Я знаю.

БЕРИЯ:

Конечно, ты же отец.

СТАЛИН:

Я знаю все, что она мне скажет.

БЕРИЯ:

Ты же отец, конечно.

СТАЛИН:

Скучает!.. (Пауза). Есть новости?

БЕРИЯ:

Она узнала, случайно, но узнала, что ее мать не умерла, а застрелилась.

Сталин подходит к окну, смотрит вниз на Светлану.

БЕРИЯ:

Все говорили ей, что Надежда умерла от приступа аппендицита.

Сталин прижимается лбом к оконному стеклу, закрывает глаза.

СТАЛИН:

Ей было шесть лет.

БЕРИЯ:

Теперь она вон какая. Случайно узнала. Написала стихотворение о том, как пришла на кладбище и увидела идущую ей навстречу ожившую мать. У меня есть текст.

СТАЛИН:

Как дела в Куйбышеве?

БЕРИЯ:

Бункер будет готов через год, к декабрю сорок второго. Глубина 37 метров, точная копия кремлевского кабинета, 70 квадратных метров. В кабинете шесть дверей, две рабочие – входная и в туалет, остальные – фальшивые, для впечатления, что за ними охрана.

СТАЛИН:

Что в городе?

БЕРИЯ:

Введены продуктовые карточки. У магазинов очереди за крупой и хлебом. За ударный труд можно получить по ордеру калоши, туфли, брюки, платья. Если не по размеру, можно обменять или продать. На базаре ржаной хлеб 300 рублей, полбутылки водки – 500 рублей. Сады вымерзают. Чай, в основном, свекольный или морковный. Обстановка в городе нормальная.

Сталин смотрит в окно на Светлану.

БЕРИЯ:

В семье твоей без происшествий. Если надо, я готов слетать, посетить, так сказать, на один-два дня.

СТАЛИН:

Я выйду к ней через час.

Сталин разворачивается и уходит в самый конец коридора.

39. НАТ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. ВНУТРЕННИЙ ДВОРИК. – ДЕНЬ.

Светлана все еще ждет встречи с отцом. Выбросив снежок, она шагает по дорожке то туда, то сюда...

40. КИНОХРОНИКА – АВИАЦИОННЫЙ ЗАВОД, СБОРКА ШТУРМОВИКОВ «ИЛ-2».

ЦИТАТА: Правительственная телеграмма. Куйбышев. Директору завода №18 Шенкману, копия директору завода №1 Третьякову. Вы подвели нашу страну и нашу Красную армию тчк. Вы не изволите до сих пор выпускать ИЛ-2 тчк. Самолеты ИЛ-2 нужны нашей Красной армии теперь как воздух, как хлеб тчк. Шенкман дает по одному ИЛ-2 в день, а Третьяков дает МИГ-3 по одной, по две штуки тчк. Это насмешка над страной, зпт. Над Красной армией тчк. Нам нужны не МИГи, а ИЛ-2 тчк. Если 18-й завод думает отбряхнуться от страны, давая по одному ИЛ-2 в день, то жестоко ошибается и понесет за это кару тчк. Прошу вас не выводить правительство из терпения и требую, чтобы выпускали побольше Илов тчк. Предупреждаю последний раз тчк. Сталин. 23 декабря 1941 года».

41. НАТ. КУЙБЫШЕВ. НАБЕРЕЖНАЯ ВОЛГИ. – ДЕНЬ.

Гилмор и Тамара словно дети играют в снежки, то убегая друг от друга, то обнимаясь.

Неподалеку от них останавливается черного цвета «ЗИС». Из него в сопровождении мужчины и женщины выходит девушка. Это Светлана. Издалека она замечает влюбленную пару. Вместе с няней Светлана идет по тропинке среди елей.

За деревьями играют в снежки Гилмор и Тамара. Светлана узнает в Гилморе мужчину, месяц назад едва не попавшего под колеса ее автомобиля. По ее лицу видно, что Светлана рада за него.

42. ИНТ. НОМЕР ГИЛМОРА В «ГРАНД-ОТЕЛЕ» – ВЕЧЕР.

Генри Шапиро сидит за столом. Он допивает одну бутылку виски, тут же открывает другую, наливает в один стакан, затем в другой, в третий.

На кроватях лежат уже достаточно пьяные Гилмор и Кэссиди. Шапиро машет им рукой – «Идите сюда, выпьем!». Ни Гилмор, ни Кэссиди не реагируют.

ШАПИРО:

Я не могу пить один.

КЭССИДИ:

Какая же ты сволочь, Генри! Я подыхаю от твоего виски!

ШАПИРО:

Все мы сдохнем. Проклятые япошки! Они еще ответят за Перл-Харбор!

КЭССИДИ:

Один из япошек сегодня был в нашем посольстве. Приходил то ли с извинениями, то ли просто посмотреть на нас, получить удовольствие.

ГИЛМОР:

Удовольствие?

ШАПИРО:

Сволочи!

Шапиро встает из-за стола, подходит к одной кровати, потом к другой, подает стаканы с виски друзьям.

Кэссиди пытается встать, но ноги не держат его. Он едва не падает на кровать к Гилмору.

КЭССИДИ.

(Спрашивает у Гилмора):

А ты где сегодня был? Эдди, я у тебя спрашиваю!

ГИЛМОР:

В городе.

ШАПИРО:

Не заводись. Он был в городе, гулял.

Шапиро берет стул и с трудом перемещается ближе к кровати Гилмора.

КЭССИДИ:

Смотри, догуляешься!

ГИЛМОР:

Заткнись!

ШАПИРО:

У него любовь.

КЭССИДИ:

Видел бы ты лица наших господ дипломатов, когда по радио… Я сегодня в посольстве слушал новости раз десять. А у меня в Перл-Харбор служили друзья!

ШАПИРО:

Может, они и живы.

КЭССИДИ:

Не может! Не может!..

Кэссиди вскакивает с кровати, бросается к столу, хватает лежащий на нем нож.

КЭССИДИ:

Сволочи! Они мне ответят!

ШАПИРО:

Генри!

КЭССИДИ:

За Перл-Харбор! За Соединенные Штаты!..

Шапиро и Гилмор подбегают к Кэссиди. Шапиро хватает пустую бутылку. Втроем они выбегают в коридор.

43. ИНТ. КОРИДОР В «ГРАНД-ОТЕЛЕ» – ВЕЧЕР.

С криком «Бей япошек! За Перл-Харбор!» Шапиро, Гилмор и Кэссиди бегут по коридору в сторону ресторана.

Открываются двери соседних номеров. На лицах у одних постояльцев испуг, другие с готовностью присоединяются к американским журналистам.

44. ИНТ. РЕСТОРАН В «ГРАНД-ОТЕЛЕ» – ВЕЧЕР.

В ресторане играет оркестр. С десяток японских дипломатов и журналистов отмечает нападение на Перл-Харбор.

Двери распахиваются и в зал врываются разъяренные люди. Завязывается драка.

45. ИНТ. ОТДЕЛЕНИЕ МИЛИЦИИ – НОЧЬ.

В комнате дежурного сидят на лавке Шапиро, Кэссиди, Гилмор. На лицах у Шапиро и Кэссиди синяки и царапины. На Гилморе порваны пиджак и рубашка.

Дежурный ходит из угла в угол. Докурив, он садится за столом, перебирает бумаги, сплевывает, резко засовывает бумаги в папку, встает.

ДЕЖУРНЫЙ:

Ну, нельзя же так, товарищи дорогие! Союзники, все-таки, должны понимать.

ШАПИРО:

Мы понимаем, товарищ начальник.

ДЕЖУРНЫЙ:

Так и я понимаю. Я, честно сказать, японцам этим, может, еще и не так бы врезал. Но нельзя. Понимать надо!

ШАПИРО:

Мы понимаем.

ДЕЖУРНЫЙ:

Мировая обстановка требует!

ШАПИРО:

Мы понимаем.

ДЕЖУРНЫЙ:

Вы, товарищ Шапиро, еврей?

ШАПИРО:

Я гражданин Соединенных Штатов.

ДЕЖУРНЫЙ:

Должны понимать. И товарищи ваши тоже должны. Все условия вам в городе созданы. Живете в лучшей гостинице. Японцы, правда, рядом, можно сказать, за стенкой. Магазин для иностранцев через неделю откроют промтоварный. К Новому году продовольственный магазин для вас будет со спецпайками. Я точно знаю. Там уже и окна мелом белят, чтобы с улицы не видать было, чем торгуют... А с японцами… На фронте я бы их первыми положил. Тут не фронт. Дипломаты они. Журналисты, как и вы. Понимать надо и вам, и товарищам вашим.

ШАПИРО:

Они понимают. Но они плохо понимают по-русски, почти не говорят.

ДЕЖУРНЫЙ:

Протокол мы составили, бумаги передадим. Куда передадим-то?

ШАПИРО:

В посольство.

ДЕЖУРНЫЙ:

Это да, в посольство и передадим.

ЗТМ.

46. НАТ. КУЙБЫШЕВ. ЗА ЧАС ДО НОВОГО ГОДА. – НОЧЬ.

В затемненном Куйбышеве 1942 год готовятся отметить все. Собирают на стол жители коммуналок. Ресторан «Гранд-отеля» заполняют иностранные журналисты и дипломаты. Эдди Гилмор о чем-то договаривается со швейцаром и выбегает на улицу, чтобы встретить там Тамару и провести ее в ресторан.

На перекрестке, напротив «Гранд-отеля» стоят двое мужчин в штатском.

В припаркованном неподалеку автомобиле сидят другие мужчины. Один из них слушает что-то в наушниках.

47. ИНТ. КУЙБЫШЕВ. НОВЫЙ ГОД. – НОЧЬ.

В ресторане «Гранд-отеля» все встали из-за столов. По радио передают новогоднее поздравление, бой кремлевских курантов. Общее ликование…

48. НАТ./ИНТ. КУЙБЫШЕВ. УЛИЦЫ. АВТОМОБИЛЬ. – НОЧЬ.

По опустевшим темным улицам едет черный автомобиль. На повороте машину заносит. На заднем сидении сидит, посматривая в окно, генерал Власик.

Машина подъезжает к дому на Пионерской, 19. Власик выходит и в сопровождении охранника подходит к входной двери.

На углу стоит еще одна машина. Сидящие в ней люди наблюдают за происходящим.

49. ИНТ. КУЙБЫШЕВ, ДОМ СТАЛИНЫХ, КОРИДОР. – НОЧЬ.

Коридор кажется длинным как тоннель. Несколько закрытых дверей то справа, то слева. Из-за дверей виден свет. В комнатах еще не спят. В доме тихо. Скрипят половицы. Это проходит в одну из комнат генерал Власик.

В ту же комнату пробегает по коридору подавальщица. Следом за ней спешит повар.

50. ИНТ. КУЙБЫШЕВ, ДОМ СТАЛИНЫХ, ОДНА ИЗ КОМНАТ. – НОЧЬ.

Потрескивают в камине дрова. Власик смотрит на язычки пламени, на синий отсвет в дровишках. В зеркале отражается самовар.

Тихий стук в дверь. Власик оборачивается. В дверях стоит Светлана. У нее за спиной няня.

ВЛАСИК:

С новым годом, товарищи!

Светлана делает шаг, на миг останавливается и тут же бежит к Власику. Тот по-отечески обнимает ее.

ВЛАСИК:

С новым годом! Подарки забыл! Они в машине.

СВЕТЛАНА:

Чаю выпьем?

ВЛАСИК:

С вареньем?

Тем временем няня уже разливает по чашкам чай, накладывает в розеточки вишневое варенье, снимает салфетки с выложенных на тарелочки пряников и баранок.

НЯНЯ:

Варенье вишневое, твое любимое, Николай Сидорыч.

ВЛАСИК:

Мы люди простые, съедим все, что дадите.

ЦИТАТА: Власик Николай Сидорович, 1896 года рождения, белорус, член КПСС с 1918 года, генерал-лейтенант. Награжден тремя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Кутузова первой степени, медалями, имеет звание «Почетный чекист». В охране Сталина с 1931 года. После смерти Надежды Аллилуевой был одним из воспитателей детей Сталина, хозяйственным и финансовым распорядителем, организатором их досуга. В советской и зарубежной прессе его описывали грубым солдафоном.

Вместе со Светланой Власик садится за стол. Няня идет к двери.

НЯНЯ:

До утра, смотрите, не сидите.

СВЕТЛАНА:

Новый год же!

Няня выходит. Власик наливает чай из чашки в блюдце и, смакуя, пьет его. Светлана съедает пару ложек варенья.

ВЛАСИК:

Хороший чай, домашний!

СВЕТЛАНА:

Как до войны.

ВЛАСИК:

Повзрослела ты. Буянила, говорят.

СВЕТЛАНА:

А чего они!..

ВЛАСИК:

Взрослый уже человек, а шумишь. (Облизывает ложку с вареньем). Никто из вас не имеет права выходить из дома без охраны. Никто! Это приказ. Думаешь, их разведка за вами не охотится? И немцы, и японцы…

СВЕТЛАНА:

А я видела японца здесь, в городе. Маленький такой, желтолицый.

ВЛАСИК:

Показалось.

СВЕТЛАНА:

Нет, видела. Говорят, их посольство сюда эвакуировали.

ВЛАСИК:

Показалось тебе. Япония – наш враг.

СВЕТЛАНА:

Я знаю.

ВЛАСИК:

Есть мнение оставить вас здесь до весны, а лучше до лета.

СВЕТЛАНА:

А потом в Москву?

Пауза. Власик вытирает салфеткой губы, наклоняется к Светлане и по-детски шепчет ей.

ВЛАСИК:

А хочешь кино посмотреть? Кинохронику хочешь?

СВЕТЛАНА:

Хочу.

ВЛАСИК:

Да нет, спят, наверное, все.

СВЕТЛАНА:

Кто спит? Никто не спит! А мы всем покажем?

Власик кивает утвердительно.

СВЕТЛАНА.

(Кричит): Ура!..

ЗТМ.

51. ИНТ. КУЙБЫШЕВ, ДОМ СТАЛИНЫХ. – НОЧЬ.

Крутит пленку киноаппарат. Завороженно смотрят на самодельный экран детские, взрослые, старческие глаза. В одних глазах – восхищение увиденным, в других – слезы. Потихоньку, пока никто не видит, крестится в темноте няня, осеняя крестным знамением киноэкран. Кусая в волнении губы, смотрит кинохронику Светлана Сталина.

ЗТМ.

52. КИНОХРОНИКА. – ПАРАД В МОСКВЕ 7 НОЯБРЯ 1941 ГОДА.

ЗТМ.

53. ТИТРЫ: КУЙБЫШЕВ, МАРТ 1942 ГОДА.

54. НАТ. ВЕСЕННИЙ ГОРОД. – ДЕНЬ.

Яркий солнечный свет. Капель. Тает снег. Во дворе огромные лужи. Буксует грязи черная легковушка: вперед-назад, и никак!

Рядом и очень громко запела, защебетала птица. Весна!..

55. ИНТ. КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ НКВД. – ДЕНЬ.

Кабинет больше похож на камеру. Стены выкрашены темной синей краской. В углу сейф. Прикручены к полу стол и два стула. В той стене, где стол, высоко, чуть ли не под потолком узкое окошко. Из него бьет полоска яркого света и тянет запахом весны.

Следователь простужен. Его шея замотана шарфом. Глаза слезятся. Он ходит по кабинету, поминутно сморкается и говорит как можно спокойнее.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Зря вы так, господин Гилмор. Русский язык вы знаете не хуже, чем я. А я вам русским языком говорю: «Все доказано». Ваши контакты с советской артисткой, балериной Чернышовой нами запротоколированы.

Гилмор смотрит в пол и молчит.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Мы же вас не бьем, не пытаем, не мучаем. Мы просто беседуем. Но, согласитесь, ситуация пахнет криминалом. У вас отношения с женщиной. У нее проблемы в театре.

Гилмор поднимает голову и с удивлением смотрит на следователя.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Да, проблемы! Не ставя органы госбезопасности в известность, вы выезжаете по так называемым редакционным заданиям за пределы города Куйбышева. Так, например, в январе вы были в городе Ульяновске. Спрашивается, зачем?

ГИЛМОР:

Я гражданин Соединенных Штатов. Вы не имеете права…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Разумеется! Мы же просто беседуем.

Следователь садится на корточки и заглядывает Гилмору в глаза.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Куда пропала гражданка Чернышова? По нашим данным, вы причастны к ее исчезновению.

ГИЛМОР:

Я говорил. Я не знаю.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

А если мы докажем?.. (Пауза). С какой целью вы пытались встретиться с товарищами Молотовым, Калининым? Что заставило ваших друзей Кэссиди и Шапиро уехать из Куйбышева в Москву? Откуда вам стало известно о том, что гражданка Чернышова будет вскоре выслана из города? Я бы на вашем месте сказал правду.

Гилмор молчит. Следователь подходит к столу, садится на стул, достает из стола папку с бумагами, развязывает на папке тесемки, перебирает бумаги. Наконец, он достает какой-то листок и показывает его Гилмору.

ГИЛМОР:

Что это?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Подпишите здесь. И можете идти.

56. ИНТ. ЗАЛ ТЕАТРА ОПЕРЫ И БАЛЕТА. – ВЕЧЕР.

Звучит «Седьмая симфония» Дмитрия Шостаковича. На сцене оркестр Большого театра. Дирижирует Самуил Самосуд. В зале масса знакомых лиц. В одной из лож – члены советского правительства. В партере – зарубежные дипломаты. В амфитеатре – журналисты.

Эдди Гилмор слушает музыку и записывает в блокнот: «Шостакович – гений! Из блокадного Ленинграда он был эвакуирован в Москву. Просился на фронт, но получил отказ. С женой и маленькими детьми в эшелоне Большого театра, без вещей, в одном костюме он приехал в Куйбышев. По дороге бегал за кипятком, снегом мыл посуду и сочинял симфонию. Первые три части написаны в Ленинграде, но дописана она в Куйбышеве. Шостакович, его семья, родственники, – чуть ли пятнадцать человек, – все живут в небольшой двухкомнатной квартирке. Говорят, он спит на рояле. В декабре 1941 года Шостакович создает в Куйбышеве Союз Советских Композиторов и каждую среду проводит его собрания. Он ведет музыкальные радиопередачи, работает консультантом комитета по делам искусств при Совнаркоме. Его телефонный номер знают многие. Знаю и я…».

ЦИТАТА: «Седьмого марта 1942 года лондонская «Таймс» писала: «Это – произведение огромной выразительности, в котором обычный нервный и сжатый стиль композитора приобретает более широкий диапазон…»

Концерт транслируют по радио на всю страну. Что творится в зале! Массовая овация! Тридцатипятилетний худощавый интеллигент-очкарик Шостакович, внешне почти мальчик, вызывает бурю эмоций!..

57. ИНТ. ФОЙЕ ТЕАТРА ОПЕРЫ И БАЛЕТА. – ВЕЧЕР.

В фойе театра оживленно. Получая вещи в гардиробе, одеваясь, публика не спешит уходить из театра. Находясь под впечатлением от музыки Шостаковича, все обсуждают «Седьмую симфонию».

«Па-рам-па-пам-пам! Па-ра-па-пам-пам»!..» - напевает Светлана. Прислонившись спиной к колонне, она самозабвенно дирижирует. Няня любуется ею. Охраннику это совершенно не интересно. Он достает из кармана портсигар, открывает его, раскатывает пальцами папиросы, - но не закуришь же в театре! – приходится закрыть портсигар.

Прислонившись к колонне с другой стороны, стоит с пальто и шляпой в руках Гилмор. И у него в голове крутится тот же мотив. А перед глазами стоит лицо Тамары…

58. НАТ. ЗИМА. ОДНА ИЗ УЛИЦ КУЙБЫШЕВА. – ВЕЧЕР.

Гилмор вспоминает, как втайне от всех отправлял Тамару в Рязань. Он вспоминает, как ждал ее в темноте неподалеку от входа в «Гранд-отель», как она бежала к нему с каким-то чемоданчиком в руках. Вспоминает, как он обнял ее, как целовал ее глаза, губы. Вспоминает, как она что-то говорила ему, как улыбалась.

Он помнил, как из подъехавшей машины высунулся Генри Шапиро, как махнул им рукой. Что же было потом?..

59. НАТ./ИНТ. В АВТОМОБИЛЕ. – ВЕЧЕР.

За рулем сидел Шапиро. Рядом с ним на переднем сидении – Кэссиди. Гилмор и Тамара с ее чемоданчиком уселись сзади. Машина тут же развернулась и поехала.

ШАПИРО:

Я же говорил, чтобы без вещей!

ТАМАРА:

Что, совсем?

ШАПИРО:

Но не с чемоданом же!

Шапиро и Кэссиди рассмеялись. Машина резко свернула вправо и почти тут же налево.

КЭССИДИ:

Я чувствую себя то ли контрабандистом, то ли шпионом.

ШАПИПО:

Ты и есть шпион. А вы, мисс, наша контрабанда!

Шапиро нажал на тормоз, машина встала на месте. Кэссиди внимательно посмотрел в зеркало заднего вида. Гилмор оглянулся назад, но так и не увидел никого в темноте.

ГИЛМОР:

Значит, в Рязань?

Шапиро вновь завел мотор.

ШАПИРО:

У меня там надежный человек.

Выехав на какую-то улицу, водитель прибавил скорость.

ТАМАРА:

Я, что, останусь там одна?

КЭССИДИ:

Лучше там, чем в НКВД.

ТАМАРА:

Но я же ни в чем таком…

КЭССИДИ:

Быть женщиной иностранца…

ШАПИРО:

Он хочет сказать, любить иностранца, да еще журналиста, чуть ли не шпиона – это же измена родине!

ГИЛМОР:

Я не могу понять, отчего вы так резвитесь!

КЭССИДИ:

Действительно, отчего?

ШАПИРО:

Лично я – от страха.

Шапиро снова нажал на тормоз.

ГИЛМОР:

Пора?

ШАПИРО:

Развернешься назад и пойдешь вдоль Волги. Как увидишь монастырь, разберешься, что к чему. Ну, все, целуйтесь, и проваливай!

Тамара посмотрела на Гилмора. Он взял ее за руку. Ее тонкие пальцы задрожали. Гилмор рванул дверцу и выскочил из автомобиля. Шапиро тут же дал газа.

60. НАТ. ДОРОГА. – ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Гилмор стоял на какой-то дороге и не мог посмотреть назад, вслед увозившему Тамару автомобилю. Его сердце билось так, что заглушало все.

Выдохнув в небо все свои переживания, он пошел по грязному снегу туда, где виднелись огни.

ЗТМ.

61. ИНТ. ФОЙЕ ТЕАТРА ОПЕРЫ И БАЛЕТА. – ВЕЧЕР.

Гилмор стоял в фойе театра спиной к колонне. В голове по-прежнему звучал знаменитый мотив «Седьмой симфонии» Шостаковича. В глазах стояли слезы. Он сделал шаг и столкнулся с девушкой, выходившей из-за колонны.

Тут же кто-то толкнул его. Кто-то толкнул девушку. Какие-то люди увлекли ее в двери. Гилмор успел узнать ее. На секунду, но он увидел ее лицо.

Тамара была права, это не она, это именно эта девушка сидела в том автомобиле в день его приезда в Куйбышев.

Гилмор зачем-то побежал за ней. Выскочив в темноту площади перед театром, он увидел, как захлопнулась дверь черной машины. Тут кто-то снова толкнул его. Какие-то люди заслонили площадь. Выбираясь из непонятно откуда появившейся толчеи, он окончательно потерял черный «ЗИС» из виду.

ЗТМ.

62. КИНОХРОНИКА. – КУЙБЫШЕВ, ЗАСЕДАНИЕ КОМИТЕТА ПО СТАЛИНСКИМ ПРЕМИЯМ.

На экране – кинохроника. В кадре - заседание комитета по Сталинским премиям: писатели Алексей Толстой, Николай Тихонов, композитор Рейнгольд Глиэр, художники Сергей Меркуров, Александр Герасимов, кинорежиссер Александр Довженко.

63. ИНТ. КУЙБЫШЕВ, ДОМ СТАЛИНЫХ, ОДНА ИЗ КОМНАТ. – ВЕЧЕР.

Пленка обрывается. В темноте слышно, как двигают стулья.

Включается свет. Семья Сталиных. Все расходятся по своим комнатам. Светлана подходит к самодельному киноэкрану, трогает его.

СВЕТЛАНА:

Вот и кончилось кино!

64. НАТ. УЛИЦА. – ДЕНЬ.

Весна. Яркое солнце. Капель. Огромные лужи. Гилмор выходит из «Гранд-отеля». Из-за угла тут же появляется человек в штатском. Гилмор уже где-то видел его. Но где?..

Гилмор ускоряет шаг. Человек в штатском не отстает. Гилмор едва не бежит. Одна лужа слева, другая справа. Неожиданно перед ним вырастает все тот же человек в штатском.

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ:

Ваша фамилия – Гилмор? Эдди Гилмор?

ГИЛМОР:

Да.

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ:

Вам надо проехать со мной.

ГИЛМОР:

Куда?

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ:

Здесь рядом.

ГИЛМОР:

А если я не могу?

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ:

Это в ваших интересах.

ГИЛМОР:

Я – гражданин Соединенных Штатов.

Человек в штатском жестко берет Гилмора за руку. Эдди и не пытается сопротивляться.

В подворотне их ждет автомобиль. Человек в штатском вталкивает Гилмора за заднее сидение.

65. НАТ./ИНТ. В АВТОМОБИЛЕ. – ДЕНЬ.

В машине на заднем сидении уже сидит еще один человек. Человек в штатском садится впереди рядом с водителем.

Рывком автомобиль срывается с места и несется по лужам и ухабам.

ГИЛМОР:

Куда мы едем?

Человек в штатском не отвечает и даже не смотрит на Гилмора.

66. ИНТ. ВЕСТИБЮЛЬ, ЛЕСТНИЦА. - ДЕНЬ.

Все тот же человек в штатском сопровождает Гилмора. Быстрым шагом они проходят по вестибюлю какого-то здания, поднимаются по лестнице на второй этаж.

Гилмор настолько растерян, что не понимает, куда идет. Перед его лицом возникает какая-то дверь. Эта дверь открывается. В лицо бьет невероятно яркий свет…

67. ИНТ. КАБИНЕТ МОЛОТОВА. – ДЕНЬ.

В этом большом кабинете, действительно, очень светло. Огромные окна занавешены чем-то белым. Гилмор не может разобрать, что за человек стоит там, у окна, спиной к нему.

Гилмор натыкается на стул, автоматически садится на него, тут же встает. Только теперь он замечает огромный стол, рассчитанный человек на двадцать. В глубине кабинета стол для руководителя. Рядом с ним стол для секретаря. На стене два портрета – Ленин и Сталин.

Стоящий у окна человек что-то говорит Гилмору.

МОЛОТОВ:

Вы меня слышите?

ГИЛМОР:

Простите?

МОЛОТОВ:

Присаживайтесь, господин Гилмор.

Хозяин этого кабинета поворачивается к Гилмору, но Эдди из-за света за его спиной не может разглядеть его лицо. К тому же, глаза сами закрываются от яркого света.

МОЛОТОВ:

Что с вами?

Молотов подходит к Гилмору вплотную. И только тут Эдди узнает в нем члена Политбюро, народного комиссара иностранных дел.

МОЛОТОВ:

Вы хотели меня видеть?

Молотов наливает в стакан воду из графина и передает стакан Гилмору.

ГИЛМОР:

Благодарю.

Он берет стакан дрожащими руками, но выпить нее может, ставит его на стол. Молотов с интересом рассматривает Гилмора.

МОЛОТОВ:

Итак, господин Гилмор, вы хотели меня видеть.

Гилмор вновь берет стакан, отпивает из него и чуть не роняет. Он не знает, как спрятать дрожащие руки.

ГИЛМОР:

Я писал вам письмо.

МОЛОТОВ:

Я знаю.

ГИЛМОР:

Мне отказывали во встрече с вами, господин Молотов.

Молотов перестукивает пальцами по столу: раз-два-три, раз-два-три!..

МОЛОТОВ:

Вы просили не преследовать артистку Большого театра Чернышову за интимную связь с вами.

ГИЛМОР:

Мы любим друг друга.

МОЛОТОВ:

Конечно.

Молотов отодвигает из-за стола один из стульев и присаживается рядом с Гилмором.

МОЛОТОВ:

Однако есть все основания полагать, что именно вы организовали, скажем так, исчезновение гражданки Чернышовой.

Гилмор вздрогнул. Дрожащей рукой он пытается ослабить галстук, расстегнуть на рубашке верхнюю пуговицу.

 

ГИЛМОР:

Я просил советское правительство разрешить нам быть мужем и женой, разрешить жить вместе в Соединенных Штатах.

МОЛОТОВ:

Я знаю, я читал ваше письмо. И вы полагаете, это возможно?

Гилмор боится поднять взгляд. Он понимает, что все кончено.

МОЛОТОВ:

Я знаком с вашими публикациями в американской прессе. Вы – достойный представитель наших союзников.

Молотов щелкает пальцем по одному из стаканов, тот отзывается нежным звоном. Молотов улыбается. Гилмор, наконец, ослабил галстук.

МОЛОТОВ:

Но к советской власти вы относитесь с предубеждением, не так ли?

Гилмор с трудом переводит дыхание и буквально шепчет.

ГИЛМОР:

При чем здесь советская власть?

МОЛОТОВ:

Вот видите!

Молотов укоризненно качает головой, встает, отходит к окну. Он стоит спиной к Гилмору. Руки у Эдди по-прежнему дрожат. Он встает, но ноги не держат его.

МОЛОТОВ:

Я бы рекомендовал вам покинуть город. Я бы рекомендовал вам покинуть Советский Союз. Всего доброго!

68. НАТ. УЛИЦА. – ДЕНЬ.

Словно пьяный Гилмор идет по улице в распахнутом пальто. Ветер срывает с него шляпу, но Эдди даже не замечает этого. Он что-то бормочет по-английски. Прохожие с удивлением косятся на него.

На перекрестке Гилмор едва не попадает под трамвай. Резкий трамвайный звонок приводит его в чувство. Туман все еще плывет перед его глазами. Там, в тумане он снова видит ту девушку из театра. Она улыбается ему и приветливо машет рукой. Гилмор плачет и оседает прямо на снег.

69. ИНТ. КРЕМЛЬ. КАБИНЕТ СТАЛИНА. – ВЕЧЕР.

Сталин стоит у окна и смотрит на затемненную Москву. В руках у него письмо от дочери. В оконном стекле ему видится ее отражение.

СВЕТЛАНА:

Папочка, забери нас отсюда! В этом городе холодно и одиноко. Мы сидим здесь словно в тюрьме. На улицах одни старики и инвалиды. Если бы ты знал, сколько здесь инвалидов, сколько раненых! Когда же мы победим!..

70. КИНОХРОНИКА – НАСТУПЛЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ, САЛЮТ НАД МОСКВОЙ.

71. ТИТРЫ:

Генри Кэссиди в ноябре 1942 года взял письменное интервью у Сталина. Возглавлял московское бюро «Ассошиайтед Пресс» до 1944 года. Умер в 1988 году в США.

Генри Шапиро первым из иностранных журналистов в 1953 году сообщил о смерти Сталина. В 1954 году издал в США книгу «СССР после Сталина». Работал в московском бюро «Юнайтед Пресс Интернейшнл» до 1973 года. Умер в 1991 году в США.

Эдди Гилмор прожил в СССР 12 лет. Ему было разрешено жениться на Тамаре Чернышовой. В 1947 году получил Пулитцеровскую премию за серию репортажей из СССР. В 1950-е годы с женой и двумя дочерьми Гилмор уехал в США.

Василий Сталин был арестован в апреле 1953 года, вышел на свободу в 1960 году. Жил в Казани с паспортом на фамилию Джугашвили. Умер в 1962 году от отравления алкоголем.

Галина Бурдонская была разлучена с сыном. Получила разрешение на его воспитание только после смерти Сталина. Умерла в 1990 году.

Семья Сталина вернулась из Куйбышева в Москву в июне 1942 года.

С рожденным в Куйбышеве внуком Сталин не виделся никогда.