РАДИОЛЁД

Автор: Михаил Маузер

 

Действие разворачивается в альтернативной реальности, в которой Карибский кризис 1962 г. привёл к войне между Организацией Варшавского договора во главе с СССР и блоком НАТО во главе с США. Война начинается с обмена ракетными и авиационными ядерными ударами и продолжается с использованием обычных вооружений и ТЯО.

Первые эпизоды рассказывают о событиях ноября 1962 г. (спустя две недели после начала войны), их действие разворачивается в подземном укреплённом командном пункте к востоку от Москвы.

1) Маршал МАЛИНОВСКИЙ (министр обороны СССР) направляется в бункер ХРУЩЁВА с важной радиограммой:

- У себя?! – спросил Малиновский у подскочившего при его появлении дежурного.

- Так точно, товарищ маршал. Не выходил и не вызывал три часа, вероятно, спит.

- Значит, разбужу.

Малиновский вошёл без стука. Кабинет, занимавший передний отсек бункера, был обставлен с той же роскошью, что и помещения исчезнувшего Кремля. Хрущёв, вопреки мнению адъютанта, не спал – он сидел за столом, над разложенной картой Европы. На фоне бронзы и зелёного сукна генсек, за прошедшие дни осунувшийся и посеревший, выглядел инородным телом. Он поднял глаза и посмотрел на вошедшего поверх очков.

- Товарищ Малиновский…

- Товарищ Хрущёв, прошу прощения, что так поздно. Пришла шифровка с Кубы.

Новость поразила генсека.

- С Кубы?!

- Так точно, - подтвердил Малиновский и положил листок перед Хрущёвым. Тот поправил очки и долго, несколько раз кряду, читал короткий текст.

- Значит, первыми были всё-таки не мы… - протянул он, наконец, и вопросительно посмотрел на маршала.

Малиновский ничего не ответил: трудно было определиться, что считать за начало войны. Двадцать седьмого октября, с разницей в пару часов, советские ракетчики сбили два американских самолёта-шпиона, один над своей территорией и ещё один – над Кубой. Это было оно? Обмен ядерными ударами пришёлся (по московскому времени) уже на ночь двадцать восьмого октября. Если за точку отсчёта принять запуск первой БР, то войну начал СССР, и радиограмма генерала Плиева с «Острова свободы» – тому свидетельство из первых уст. С другой стороны, того же Плиева спровоцировали своим ударом с воздуха – наверняка по стартовым площадкам – сами американцы. Ну, и что в итоге?

Хрущёв как будто повеселел от свежей новости, он подскочил и склонился над картой.

- Так-так, значит, плацдарм у вражеских берегов у нас остался. Хорошо! Каково сейчас положение на фронте?

- Трудно сказать наверняка, случились ли за последние сутки какие-либо изменения. Условно говоря, наши передовые подразделения остановились на рубеже Брюгге-Брюссель-Дижон-Лион-Ним, - Малиновский провёл пальцем по карте.

- Почему остановились? Почему остановились?! Пусть продолжают движение вперёд! Нужно как можно скорее очистить оставшуюся территорию, - Хрущёв сочно обвёл Францию и средиземноморские страны, - от разгромленного противника и занять какой-нибудь хороший порт. Ну, какие там есть порты? Ну, хоть, например, Брест – занять его и оттуда в темпе перебросить войска на кубинский плацдарм. А уже опираясь на него-о - опираясь на него мы сможем перенести боевые действия на территорию главного империалистического агрессора!

Генсек излагал всю эту дичь на полном серьёзе, с энтузиазмом в голосе, не замечая, какими глазами смотрит на него Малиновский. «Крыша поехала у Никиты Сергеича!» - подумалось маршалу.

- Товарищ Хрущёв, Ваш замысел совершенно нереален, - сказал он вслух. Лучезарное выражение моментально исчезло с лица генсека, он надул щёки, как обиженный ребёнок:

- Ну-ка, объясните-ка мне, товарищ маршал, в каких положениях он нереален?!

- От начала и до самого конца, товарищ Хрущёв. Мы не можем прямо сейчас продолжить наступать в Европе. Мы в принципе не можем организовать сколько-нибудь масштабное усиление Кубы, а сам кубинский плацдарм более не представляет ценности. ГСВК полностью выполнила свою задачу, обеспечила нанесение встречно-ответного ядерного удара по территории США, и теперь её уцелевшие подразделения необходимо эвакуировать, пока они не умерли голодной смертью.

- Что значит «не можем наступать»?! Что значит «ГСВК выполнила свою задачу»?! Враг ещё не разгромлен! Нужно продолжать бить американцев и их прихвостней, не давая им очухаться! Пока мы жмём – время работает на нас, а если мы ослабим хватку – оно начнёт работать на них! Каждый день проволочек – вклад в их боеспособность и лишний груз на плечах советского народа!

- Товарищ Хрущёв! Я прекрасно понимаю ход Ваших мыслей, но не нужно путать быстроту с поспешностью. Есть объективные закономерности войны, которые нельзя перебить никакими лозунгами или приказами. Наши войска прошли всю Германию и четверть Франции за две недели! – Малиновский вскинул сложенные в латинскую «В» пальцы. – И эти темпы дались нам недёшево. Потери некоторых соединений первого эшелона достигают восьмидесяти процентов от первоначальной численности, вторых эшелонов – до половины. От союзных армий вообще одни ошмётки остались. Американцы и англичане не жалели ни ядерных бомб, ни немецких городов – лишь бы остановить наше наступление. Управление нарушено, тылы отстали, не в силах поспевать за боевыми частями, позади наших линий остаются массы разрозненного противника. В таких условиях продолжать движение вперёд безрассудно, неэффективно и опасно, тем более что, как Вы сами сказали, противник разгромлен не до конца. Мы даже не знаем точно, сколько сил осталось у НАТО в активе и в резерве! Наша дальняя авиация хорошо проутюжила военные и промобъекты в Европе – но мы пока не можем оценить действительный результат её работы. Нужна оперативная пауза. Нужно подтянуть к передовой свежие силы, наладить коммуникации, доразведать противника. Всё это требует затрат времени.

- Сколько времени Вы просите, товарищ маршал?

- От двух до четырёх недель.

- Месяц?! Целый месяц просите?!

- Я назвал пределы снизу и сверху, товарищ Хрущёв. В тех условиях, в которых мы сейчас находимся, даже оценка наших собственных сил весьма затруднительна. Поэтому, я не могу сказать точнее.

Хрущёв осел в кресло и забарабанил пальцами по столу, одновременно буравя министра обороны суровым взглядом.

- А не водите ли Вы меня за нос, товарищ маршал? Не поддались ли Вы панике и пораженчеству, а?

- Никак нет, товарищ Хрущёв, - просто и твёрдо ответил Малиновский. В нём вскипала буря негодования, но он никак не проявил это внешне.

- Очень хорошо, а то, на всяких несознательных товарищей у нас управа завсегда найдётся… Значит, так. Даю я Вам неделю – одну! – на подтягивание резервов и всё прочее. Одну неделю Вам даю, начиная с сегодняшнего дня. Эту неделю спустя, наши армии должны совершить второй рывок, такой же, как первый, и выйти прямо к атлантическому побережью. Сбросить в море оставшиеся натовские войска и американцев! – Хрущёв резко толкнул невидимое ядро. - Вам ясно?

- Так точно.

- Вот и славно. Завтра утром я хочу видеть на этом столе подробный план, по пунктам: тех – туда, этих – сюда, и так далее.

- Разрешите выполнять?

- Идите, - кивнул Хрущёв и откинулся в кресле. Его взгляд тут же закрылся пеленой, а лоб – покрылся испариной: генсек снова погрузился в пучину своих, неведомых маршалу, мыслей. Всё-таки сильно он сдал, сильно.

Малиновский, будучи в самых противоречивых чувствах, покинул кабинет.

2) Высшее военное командование ОВД - Малиновский, маршал ГРЕЧКО (Главнокомандующий Объединёнными вооружёнными силами ОВД) и генерал БАТОВ (начальник штаба ОВС ОВД) – принимают решение отстранить недееспособного Хрущёва от власти:

- Он с ума сошёл, – в своей манере, без обиняков, заявил маршал Гречко, услышав распоряжение Хрущёва.

- Я того же мнения. А ты что скажешь, Павел Иваныч? – обратился Малиновский к Батову.

- А чёрт его знает, что ещё тут сказать! – отмахнулся генерал. – Похоже, и в самом деле, сбрендил! Да как вовремя, главное!

- И не говори.

- И не скажу!

Малиновский поглядывал то на главкома Объединённых сил Варшавского договора, то на его начштаба.

- Я скажу… кое-что.

Батов покосился на своего начальника, Малиновский остановил взгляд на нём же.

- Ну-ну?

- Что «ну-ну», Родион Яковлевич? Свою голову даю на отсечение, если в твоей не крутится то же самое. Хрущёва нужно снимать. – Гречко пристукнул кулаком по столу. – Он утратил способность адекватно оценивать ситуацию, а, значит, не может более управлять государством.

- Согласен, - кивнул Малиновский.

- И я согласен, - добавил севшим голосом Батов.

- Что не так, Павел Иваныч?

- Мы трое только что утвердили оперативный замысел на государственный переворот, вот что.

- Мы трое только что приняли решение отстранить недееспособного Генерального секретаря ЦК, не больше и не меньше.

- Как свинью не одень…

- Отставить, товарищ генерал! Подумай ещё раз, хорошенько, и всё встанет на свои места. Андрей Антоныч совершенно прав: в таком состоянии Хрущёв не может руководить государством и партией. По его поведению и по сути его приказов совершенно ясно видно, что он умом тронулся, и тронулся крепко. Он, в отличие от нас, не понимает, что чушь мелет – и, если он останется на своём месте, то нам с тобой придётся эту чушь претворять в жизнь. Приказали Никита Сергеич наступать – значит, надо наступать! Но ведь ты, начштаба, лучше прочих знаешь, что армия сейчас наступать не может.

- Да я вообще не знаю, что она сейчас может! – посетовал Батов. – Связи нет даже с некоторыми штабами соединений, не говоря уже о единицах помельче. Какое тут «наступать»?! Привести бы в порядок всю эту кучу-малу, для начала.

- Вот именно! А Хрущёв требует, чтобы мы эту самую кучу-малу затолкали американцам прямо в рот. И как быть? Толкать будем?

Батов сник: он разрывался между верностью присяге, обязывающей его выполнить приказ - и военной грамотой, утверждавшей, что этот приказ преступен.

- Я вообще считаю, что наступать дальше нет смысла, - сказал Гречко. – Нет перед нашим фронтом ничего, кроме пепелищ.

- Это ещё нужно выяснить наверняка.

- Авиаразведка на что? Выясним. Я более чем уверен: военно-экономический потенциал НАТО мы и так низвели до нуля. А будет ли над руинами красное знамя, не будет ли его – уже не принципиально.

- Если не будет красного знамени – будет звёздно-полосатое. Европа – это, прежде всего, плацдарм для американцев.

- Если бы им было, кем и чем его занять. Скорее всего, некем и нечем. Бомба всех ограбила.

- Это ещё нужно выяснить наверняка, - повторил Малиновский. – И речь не об этом сейчас, а о дорогом Никите Сереиче.

- О нём даже разговаривать нечего. Просто всё, как дважды два: приходим к нему и сообщаем наше решение – от должности отстранить, с формулировкой «по состоянию здоровья». А заартачится – арестовать.

- А руководство кто примет?

- Как кто? Родион Яковлевич, - Гречко указал на министра обороны, - как главнокомандующий Вооружёнными силами.

Малиновский мысленно хмыкнул: забавно было слышать поддакивающего соперника. Батов покачал головой:

- Вот вам и бонапартизм-то. Но, с другой стороны, ничего кроме и не остаётся. Когда?

- Завтра. Он потребовал с меня план реорганизационных мероприятий – что ж, будет ему план, и пунктом первым этого плана будет его отставка.

- А вторым? – спросил Гречко.

- А над пунктами по порядку вторым и последующими сейчас надо хорошенько подумать, товарищи. Время не ждёт.

Время не дожидалось даже утра. В два ноль две по московскому времени пришла ещё одна срочная радиограмма, на этот раз, с Дальнего Востока, где уже занималось утро. Новость была из разряда ожидаемо-неожиданных: китайские войска, имея в авангарде танки, нарушили советскую границу и резво помчались на север. Мао, страшно обиженный на СССР со времён ХХ Съезда, всё-таки решился под шумок оттяпать «спорные территории», ставшие таковыми аккурат после того самого съезда. Хрущёв спросонок отказывался в это верить:

- Где была разведка?! Пограничники где были?! Почему не упредили?! Вот пусть теперь выгоняют этих предателей!

- Нужно срочно возвращать на места части ДальВО, которые ещё не ушли на запад, и готовить контрудар, - заявил Малиновский.

- Ни в коем случае! Не снимать войска с эшелонов, иначе, наступать на западе будет нечем! На Дальнем Востоке осталось вполне достаточно сил!

- В ДальВО не осталось практически ничего. Вся бронетехника на погрузке или уже на пути в Европу, а без техники хороший контрудар не нанести. Наступление подождёт.

- Не подождёт! Не подождёт, товарищ маршал! А раз Вы не можете прогнать с советской земли каких-то хунхузов, значит, Вам не место на должности главкома!

Малиновский покосился на стоящих рядом Гречко и Батова. Гречко кивнул.

- Нет, товарищ Хрущёв, это Вы неспособны принимать решения. Как министр обороны СССР, я отстраняю Вас от должности Генерального секретаря ЦК.

- Что-о?! – заревел Хрущёв, багровея. Малиновский молча нажал кнопку зуммера, через пару мгновений в дверях появился всполошенный дежурный. – Предатели! Путчисты!

- Вызывали?!

- Товарищ Хрущёв утратил психическое равновесие и может навредить себе или окружающим! Обеспечьте его изоляцию!

- «Утратил психическое равновесие», значит! Предатели! Мятежники! Бонапарты! Жуковы!

Трудно было не согласиться с маршальской формулировкой, глядя на исступлённо молотящего воздух Хрущёва. Дежурный сказал «есть!» и побежал за конвоем.

- Что мы имеем в Дальневосточном на самом деле? – спросил Гречко, когда двое бойцов под руководством военврача заломали и увели беснующегося бывшего генсека.

- Да ничего мы там не имеем, считай. Пограничники да пара отдельных МСП осталась. Да мобилизуемые. Да базы хранения. Пока мы всё это в надлежащий вид приведём, китайцы пол-Сибири захватят, вместе со всем добром. Нужно возвращать кадровые части.

- А успеем? В каких темпах идут китайцы?

- Да непонятно ещё толком ничего, ни замысел, ни направление главного удара. Авиаторы сообщили о больших скоплениях пехоты и «тридцатьчетвёрок» - учитывая, что танков у Мао не так много, он бы не стал пускать их на несерьёзные дела.

- Согласен. Нужно действовать как можно быстрее. Штурмовики бы туда.

- Вот именно, да, только, где их взять-то? Разгромили штурмовую авиацию… Теперь только ждать, пока придут наши собственные «тридцатьчетвёрки». – Малиновский уселся на место Хрущёва и обхватил голову. – «Тридцатьчетвёрки», «тридцатьчетвёрки»… Снова на них вся надежда. Надежда наша и опора, благодать и избавление…

- Чего это ты поповскими терминами засыпал, Родион Яковлевич?

- Да так… Нахлынуло что-то.

- Ощущение полноты ответственности? – спросил Гречко.

- Похоже… Хватит. Итак… Приоритеты, которые мы определили, остаются в силе, но теперь на первый план выходит оборона Зауралья. Утратим эту территорию – значит, утратим последние мобрезервы. Все части, которые сейчас находятся там, объединяем в Зауральский фронт с непосредственным подчинением Ставке и ГКО.

- Какой ещё Ставке? Какому ГКО? – удивился Батов.

- Ставке Верховного Главнокомандования, Павел Иваныч, и Государственному комитету обороны. Как в прошлую войну. От остатков ЦК и Совмина нет никакого проку – только и радости, что сами эвакуировались. Мобилизация и эвакуация повисли в воздухе. Придётся самим перетряхивать и раскачивать всю эту систему.

- На это нужно время.

- Времени нет. Европа полежит и подождёт, никуда не денется, а вот китайцы ждать не будут. Всё на бегу.

- Да уж…

- Как быть с Кубой? Плиев передал, что до наших транспортов в Атлантике он не дозвался, а нам нечего туда направить.

Малиновский тяжело посмотрел на Гречко.

- Вот не знаю, как быть, Андрей Антоныч. Видно, им придётся бросить уцелевшую технику и уходить на местных средствах в Южную Америку. Интернироваться.

- А их там примут? Да и есть ли там, кому принимать?

- Андрей Антоныч, не трави душу! Куда ни кинь – всюду клин. Плиев стоит перед альтернативой: или остаться на этом облысевшем камне и помереть с голоду, или уходить. Третьего не дано.

- Ему там, на месте, должно быть виднее. Имеет смысл дать ему полную свободу действий от лица СССР.

- Тут ты прав. Так и поступим. Фактически, он и так уже главный там. Да, пусть действует по своему усмотрению.

- Социалистические государства превращаются в социалистические армии, - заметил Батов.

- Сейчас это необходимо. Чтобы наши страны выжили, нужно обеспечить жесточайшую дисциплину и централизацию всех сил и средств. Только армии это и под силу.

- Я и не говорю, что это плохо, Андрей Антонович. Просто мысли вслух.

- Успеть перевести их в дело… - озвучил общее чаяние Малиновский.

3) Картины военного времени: передовые подразделения советских танков; оставшиеся за ними места боестолкновений, разбитая техника и убитые с обеих сторон; колонна бронетехники, подвергшаяся ядерному удару. Разрушенные ядерными взрывами города: французский, западногерманский, восточногерманский, чешский, польский, советский. Всюду люди в военной форме (соответственно, западных или социалистических армий) разбирают завалы, раздают пищу, обрабатывают раненых. Советский военный завод, рабочие и солдаты освобождают из-под обломков станок. Советский город с высоты птичьего полёта, разрушенные здания образуют слово «РАДИОЛЁД». Дымы над городом рассеиваются, его сковывает ледник.

4) Вид из космоса на земной шар. С запада на восток Североамериканского континента движется пелена дыма и пепла. От северного полюса начинает расползаться ледниковая шапка. Северное полушарие заполняется картинами боевых действий, полевого быта и работы тыла противоборствующих армий. Боевые действия ведутся в различных природных условиях. По мере наступления ледника, начинается эвакуация тылов на юг, ближе к экватору: в Средиземноморье, Африку, на Ближний восток, в Среднюю Азию – и боевые картины смещаются соответствующим образом, а на обезлюдивших северных регионах их сменяют картины «ядерной зимы»: руины городов, разбитая техника и мёртвые тела, перемерзающие или покрывающиеся льдом. Часть всех этих картин показывается во весь экран со звуком.

Основная часть фильма рассказывает о событиях мая-июня 1966 г., её действие разворачивается в Афганистане. Страна испытывает на себе влияние «ядерной зимы». Расквартированный в ней Ограниченный контингент социалистических армий (ОКСАА) осуществляет операцию «Плацкарт» - эвакуацию мирного населения Афганистана на юг. Советским войскам противостоят банды душманов.

5) Афганистан, бесснежная зима. Небо сплошь закрыто высокими плотными тучами. По просёлочной дороге едет бронемашина БРДМ-2, внутри неё на пассажирском месте спит офицер с погонами майора. Броневик подъезжает к небольшому полевому лагерю.

6) Митинг в 3-й роте 221-го механизированного стрелкового батальона 4-й Армии ОКСАА. Командир батальона майор ТЕМИРГАЛИЕВ и командир роты капитан ЩЕЦ разъясняют бойцам сложившуюся в Афганистане обстановку и замысел предстоящей операции «Плацкарт». В строю, среди прочих, находятся старший сержант ИГАРКИН и сержант НИКОЛАЕВ:

- Да ясно всё, как Божий день: намечается что-то серьёзное, - прошептал Николаев, глядя, как Темиргалиев взбирается на БТР. Было прохладно (минус пятнадцать, даром, что май), и сапоги комбата скользили по выстывшей броне.

- Ш-ш! Разговорчики в строю!

- Рота, равняйсь! Смирна-а! – прокаркал капитан Щец. Девяносто человек (остальные были вне расположения), заслышав команды, рефлекторно подтянулись и слились в единый организм-механизм.

- Здравствуйте, товарищи! – стоящий на башне бронетранспортёра комбат приложил ладонь к шапке.

- Здра-а! Жела-а! Та-арищ! Майор! – ответил девяностоголосицей организм-механизм.

- Вольно! Товарищи! – После каждого предложения Темиргалиев делал коротенькую паузу. - Вот уже два года Ограниченный контингент социалистических армий стоит дозором на афганской земле! Последние четыре месяца, после победы антимонархической революции афганского народа, мы помогаем ему в борьбе против остатков реакционных сил!

«Всё-таки четыре», - отметил про себя Игаркин.

- Сейчас Верховное главнокомандование ставит перед Сороковой армией и другими частями контингента новую задачу! Советские учёные неопровержимо установили, - голос комбата приобрёл мрачную нотку, - продолжающееся похолодание климата вскоре сделает Афганистан непригодным местом для жизни и деятельности человека! Социалистическое содружество, проявляя беспокойство за дальнейшие судьбы братского афганского народа, приняло решение эвакуировать его на юг! На земли с более тёплым климатом!

- Я же говорил.

- Цыц!

- Ставкой ВГК разработан план операции, носящей кодовое наименование «Плацкарт»! Согласно этого плана, предусматривается эвакуация всех жителей, домашнего скота и запасов материально-технических средств в течение двух месяцев! Товарищи! Это не первая операция такого рода, в которой мы принимаем участие, и далеко не самая крупная! Но! – Темиргалиев вскинул указательный палец. – Здесь мы впервые столкнёмся с активным противодействием эвакуации! В стране продолжают орудовать незаконные вооружённые формирования предателей и дезертиров из рядов афганской армии, религиозных фанатиков и просто бандитов. К сожалению, значительная часть населения, ослеплённая клерикальной пропагандой, прямо или косвенно поддерживает их! Кроме противника, препятствия нам будет создавать суровая местная природа: сложный горный рельеф, ветры, камнепады и так далее! Для успеха операции мы обязаны учесть и преодолеть все эти неблагоприятные факторы!

В воздухе будто прозвенела общая мысль: «а куда деваться?» Комбат стиснул кулак:

- Товарищи! Мы все должны ясно понять, какие огромные надежды возлагает на нас Демократическая республика Афганистан и всё социалистическое содружество! Мы все должны осознать глубину нашей ответственности перед ними! Без преувеличения, в наших руках – вся будущность афганского народа! Ограниченный контингент, Сороковая армия и, в частности, двести двадцать первый стрелковый мехбатальон должны с честью выполнить поставленные задачи! Согласно плана, операция «Плацкарт» начнётся через два дня! За эти два дня мы все должны подготовиться, привести себя в порядок и настроиться на упорную боевую работу! И если кто-нибудь хочет что-нибудь сказать по существу – прошу сделать это сейчас, потому что больше времени на разговоры не будет! У меня всё, товарищи!

Темиргалиев осторожно ступил с башни на крышу бронетранспортёра и сполз по наклонному борту на землю. Щец окинул строй вопросительным взглядом:

- Товарищи?!

- Давай? – шепнул Николаев. Игаркин почти незаметно качнул головой: нет.

- Хорошо! – Видя, что никто не изъявляет желания, капитан Щец, словно оправдывая своё имя (а звали его Электроном Пахомовичем), в два счёта заскочил на крышу машины. Он заговорил с иной интонацией, чем Темиргалиев, как-то суше и жёстче, прозаичнее. Если в словах комбата можно было услышать патетическую медь, то ротный лязгал утилитарным железом: – Товарищи! Друзья! Товарищ майор совершенно чётко и ясно разъяснил существующую ситуацию! Добавить к его словам мне практически нечего! Я хочу лишь напомнить, что за противник нам противостоит! Душманы – это, конечно, не натовские солдаты! Тем более, не хунвейбины! Тем не менее, это сильный, хитрый и жестокий враг! Даже при недостатке оружия и боеприпасов, который они испытывали долгое время, душманы небезуспешно действовали против нас и наших союзников! А недавнее предательство части афганской армии дало им в руки огромный арсенал советского оружия, которое теперь стреляет в советских солдат!

«Да уж, пригрели очередную змею! - со злобой подумал Игаркин. – Сперва китайцы, теперь эти!»

- За несколько месяцев напряжённой боевой работы Ограниченный контингент изрядно подорвал этот новый потенциал противника! Множество бандитов было уничтожено, множество оружия – изъято! Но враг ещё не разбит! Не стоит его недооценивать! Не стоит недооценивать и ту поддержку, которую ему оказывает местное население! Благодаря ней банды обеспечены продовольствием, источниками тепла и свободой перемещения! В каждой провинции есть отдельные кишлаки и целые районы, находящиеся под пятой душманов! Это означает! Во-первых – что эвакуационные мероприятия неизбежно будут сопряжены с боевыми действиями! Во-вторых – что потребуется приложить все усилия к поиску и ликвидации выявленных банд и их баз! И, в-третьих – что мы можем встретить как организованную оборону душманов, так и стихийное сопротивление местных жителей! И мы все должны быть готовы решительно и жёстко пресекать любое сопротивление! Никакой расхлябанности и мягкотелости быть не может! В нынешних условиях они будут не просто вредны, но опасны! Губительны! Губительны, в первую очередь, для самих мирных афганцев! Поэтому, если встанет необходимость действовать жёстко – значит, надо будет действовать! Никаких колебаний! Вот всё, что я хотел сказать!

- Интересно, что он имеет в виду под «действовать жёстко»?

- А то ты не знаешь. Наше дело правое. Кто не с нами – тот против нас. С соответствующим результатом.

- Кто не с нами – тот против нас, - повторил Николаев. – Только не говори, что грань размыта.

7) Блиндаж, стол с разложенной на нём картой Афганистана. Болезненного вида офицер, делает на ней пометки красным и синим карандашами, и пишет что-то в тетрадь. Поверх карандашных отметок появляются картины операции «Плацкарт», они постепенно заполняют всю карту: боевые колонны ОКСАА, сцены эвакуации кишлаков и палаточных лагерей, сцены зачисток, колонны грузовиков с эвакуантами, душманы, боевая работа советских войск и душманов. Часть всех этих картин показывается во весь экран со звуком. На некоторых крупноплановых картинах присутствуют техника, офицеры и бойцы 3-й роты, в частности, Щец, Игаркин и Николаев (последние два – в составе одного мотострелкового отделения). На одной из крупноплановых картин Игаркин несёт на руках АФГАНСКОГО МАЛЬЧИКА.

8) Расположение 3-й роты, подготовка к очередному выходу. Щец отдаёт Игаркину приказ о его переподчинении:

Щец пошёл куда-то в сторону от машин и копошившихся вокруг них бойцов, и поманил Игаркина за собой:

- Иди сюда, сержант.

- Есть.

- Значит, так, - начал ротный, приглушив голос. – Ты сегодня не пойдёшь. Тебя заменит отделение третьего взвода.

- Виноват, товарищ капитан, но ведь сегодня не наша очередь оставаться в карауле.

- Тебе лично этого и не придётся. Отделение с заместителем оставишь здесь, а сам получи у завскладом полушубки и валенки на себя и мехвода. И защитные костюмы, пожалуй, возьми, на всякий случай. В десантное отделение возьми дополнительный комплект ЗИПа и двадцать канистр горючего. Скажешь, я приказал. Сегодня к десяти в подразделение придёт машина. Как только она остановится перед воротами, ты со своим транспортёром поступаешь в распоряжение её командира. Задача ясна?

- Так точно, - слегка недоумённо ответил Игаркин.

- Оно и видно. Да знаю, знаю, странный приказ – но его передали прямо из бригады, и не по радио, а пакетом.

- Уточните, что за машину ждать, товарищ капитан?

- Самому бы знать. Видимо, спутать её с какой-то другой не получится.

- Так точно, товарищ капитан!

- Да брось ты этот официоз, - отмахнулся Щец.

- Ладно. Какой-то неправильный это приказ, Электрон Пахомыч.

- Поясни?

- Насколько я понимаю, нам нужно будет эту загадочную машину сопровождать. Ладно. Но что в этом толку, если я пойду без десанта? Что я один сделаю, если на засаду напоремся? А путь, судя из задачи, предполагается длинный.

- Нечего мне тебе ответить, сержант. Сам не знаю ответов. Раз приказ сформулирован именно так, а не иначе – значит, так для чего-нибудь нужно.

- Так точно.

- Выполняй.

- Есть!

- Ну, что там? – спросил Николаев, когда отделенный вернулся к машине.

- Отставить сборы, вот что. Ахметзянов – со мной, остальные – остаётесь в расположении. Ты – за старшего.

- Есть, - отозвался Николаев, с тем же недоумённым выражением, что давеча сам Игаркин. – А ты куда?

- Туда – не знаю, куда, с теми – не знаю, с кем.

- Ничего не понял.

- Да я сам ничего не понял. И даже Лектрон Пахомыч в замешательстве. Да, ещё: получите у зампотеха десять канистр соляра и второй ЗИП, всё – на броню. Приказ ротного.

 

9) Боевая колонна уходит. Через некоторое время в расположение роты прибывает тяжёлый гусеничный тягач, из кабины выходит майор ХОМЯКОВ. Игаркин встречает его у ворот лагеря:

- Здравия желаю, товарищ майор! Старший сержант Игаркин в Ваше распоряжение прибыл!

- Скорее, это я прибыл в ваше расположение, – усмехнулся майор, отняв руку от шапки. – Майор Хомяков. Сопровождающий?

- Так точно!

- А где твоя коробка?

- В периметре лагеря, товарищ майор! Не стал выводить заранее!

- Правильно. Теперь можно. Движок-то прогрет?

- Так точно! – ответил Игаркин, а про себя подумал: «Что за дурацкий вопрос?!» Майору должно было быть известно не хуже него, что в такой холод моторы боевых машин постоянно держали горячими.

- Замечательно. Выводи, да поедем.

- Есть! Разрешите уточнить, куда направляемся, товарищ майор?

Хомяков насмешливо прищурился.

- Ты знаешь, как называется это место, сержант? – спросил он, окинув пространство вокруг широким жестом.

- Так точно, «окраинный север», товарищ майор!

- Правильно. А про «северный полюс» слышал когда-нибудь?

«Что за день загадок сегодня?» - подумалось Игаркину.

- Так точно, слышал, товарищ майор!

- Не мог ты о нём слышать, сержант Игаркин. И лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

10) Картины пути к «северному полюсу»: машины Хомякова и Игаркина движутся на север, пересекают бывшую советскую границу и направляются в район Ташкента. Путь занимает более суток. Игаркин несколько раз сменяет Ахметянова за рычагами управления. Время от времени машины останавливаются, водители доливают горючее и проверяют узлы.

11) «Северный полюс» - научно-исследовательская станция южнее Ташкента. Машины направляются на свет устремлённого в небо прожектора, их встречают полковник ЛЕБЕДЕВ и ещё один человек. Машины спускаются в подземный гараж, где стоит ещё один гусеничный вездеход. Все восемь человек (четверо из кабины тягача, двое из БТР и двое со станции), независимо от званий, сначала извлекают грузы с платформы тягача, затем грузят его по-новой:

- Спасибо, товарищи.

Высокий, серый лицом и совершенно безволосый человек с запятнанными катарактой зрачками, явно главный здесь и сейчас, процедил это безо всякого выражения. Его странно-устрашающая, почти инопланетная, внешность очень хорошо сочеталась с непривычным бело-голубым освещением гаража.

– Что за народ? – спросил инопланетный полковник, обращаясь к Хомякову.

- Мотострелки. Третья рота Двести двадцать первого батальона.

- Старший сержант Игаркин.

- Радовой Ахмэтзанов.

- Полковник Лебедев, а это – майор Хохкирхе. Остальных вы знаете.

Услышав, в каких званиях состоят люди, только что работавшие с ними на погрузке, Игаркин и Ахметзянов одновременно выпучили глаза и вытянулись.

- Виноваты!

- Вольно, - отмахнулся Лебедев. - У нас тут неформальная обстановка.

- Хм… Есть.

- Я надеюсь, ты не собираешься ехать прямо сегодня? – спросил Лебедева Хомяков. – Наверху ураганный ветер.

- Я заметил, спасибо. И я никуда не спешу. Пошли.

- Жрать-то дашь?

- Если вежливо попросишь.

- Ой, ну извините…

Хомяков, Хохкирхе и остальные отправились за полковником по узкому коридору куда-то вглубь немаленького, похоже, подземного комплекса. Сооружение было собрано из стандартных железобетонных элементов, которые промышленность выпускала специально для строительства укреплений. Зачем нужно было укреплять безлюдную территорию, Игаркин не понимал.

- Разрешите обратиться? – спросил он, нагнав Лебедева.

- Я же сказал: можно обходиться без уставных форм обращения.

- Я понял. Можно узнать, что это за место?

- В документах мы числимся как метеостанция. На деле, наш профиль несколько шире.

- Значит, это вы составили прогноз, по которому Афган скоро скуёт мерзлота?

- Не совсем. Да, мы здесь, в числе прочего, и метеонаблюдения ведём, но обрабатывает эти данные наш профильный НИИ. А этот объект – лишь испытательный полигон этого НИИ.

- И что вы испытываете?

- Методы жизни и хозяйствования в условиях «ядерной зимы» и соответствующие материально-технические средства. Вроде тех, которые вы привезли. Хочешь посмотреть, сержант?! – спросил Лебедев, неожиданно остановившись.

- Я думаю, сержант тоже хочет жрать, шеф! – ответил за Игаркина Хомяков. Полковник, глядя на него исподлобья, неодобрительно покачал головой, а потом снова уставился на Игаркина.

- Хочу посмотреть, да, - кивнул тот.

- Ну, во-от…

- Тебя никто не зовёт, Хомяк. Где камбуз, ты и сам знаешь. Вперёд и с песней, - Лебедев указал рукой в ту сторону, куда они только что шли. – Нам с тобой, сержант, придётся пройтись обратно.

12) Лебедев ведёт Игаркина по экспериментальным лабораториям, гидропонным теплицам, мастерским и т.д.

- Если всё это работает, почему мы тогда отступаем перед оледенением?

- Потому что всё ещё идёт война. Жить в мерзлоте и даже во льдах вполне возможно, но недёшево. На повторное освоение заброшенных территорий потребуется очень много сил и средств и годы времени. Сейчас не до этого, сейчас мы можем позволить себе только эксперименты. Да, тут ведь ещё такое дело: пока ещё достаточно земель с относительно тёплым климатом, но никто не может гарантировать, что мерзлота не распространится до экватора и дальше. Наша работа – спасательный круг на этот случай. Впрочем, и ваша тоже.

- Я не понял.

- Новая эвакуация. План «Плацкарт». Ты же не думаешь, что Ставка печётся об афганцах из чистого гуманизма?

- Ну… Как же можно бросить людей на верную смерть?

- Натовцы этого нисколько не стесняются.

- А мы не натовцы! У них там до сих пор заправляют бывшие гитлеровские офицеры! Фашисты! А мы – не фашисты!

- Мы взорвали не меньше ядерных бомб.

- Мы применяли их в ответ! Если бы мы этого не сделали, то нас бы просто безнаказанно стёрли с лица земли!

Лебедев хмыкнул.

- Нас и так почти стёрли с лица земли. Откуда ты родом?

- Омич я.

- Повезло. Сибирь, Дальний Восток, Средняя Азия сравнительно мало пострадали от радиоактивного заражения. Радиация – вот наш главный враг, а не холод. От самого страшного холода можно спрятаться, пусть это технически сложно, пусть экономически затратно – но осуществимо. А вот от радиации не спрячешься, особенно от той, которую ты уже проглотил. – Лебедев провёл ладонью по лысой голове. - Все, кто двадцать восьмого октября шестьдесят второго находились между атлантическим побережьем и Уралом, и дожили до сих пор, сейчас как я: живые, пока ещё, контейнеры с радионуклидами. В чём это специфически выражается? Эпидемия опухолевых заболеваний. Неспособность к воспроизводству. Искажённая наследственность. Самые сильные из нас едва ли ещё протянут больше четырёх-пяти лет, да оно и к лучшему.

- Что в этом хорошего?

- Дело не в тех, кто исчезнет, а в тех, кто останется и пойдёт дальше. В тебе и таких как ты, например, но вас мало.

- А все эти «братские народы» - лишь средство, чтобы нас стало больше? – догадался Игаркин.

- Не «лишь», но и средство в том числе. Каких национальностей не добавь в советский народ – он останется советским народом. Мы передадим им наш строй, нашу культуру, точнее, даже наши культуры, и наш взгляд в будущее – и они станут частью нас. Неотъемлемой частью.

- Что-то они сами, хоть те же афганцы, например, не горят желанием приобщиться.

- Естественно, не горят. Пока они ничего не видели, кроме своих гор, этому желанию и не из чего возникнуть.

- А если не возникнет и потом?

- Тогда придётся применить к ним армейский принцип: не хочешь – заставим.

Игаркин покачал головой.

- Как-то это сомнительно. Насильно мил не будешь.

- Альтернативы ещё хуже.

13) Ужин в кают-компании исследовательской станции. Включенный радиоприёмник передаёт сводку Информбюро, в которой, среди прочего, упоминается о «новом порядке», который наводят в Северной Африке натовские войска, в частности, о строительстве комбинатов, перерабатывающих человеческие тела в пищевые и технические продукты. Лебедев переглядывается с Игаркиным.

14) Утро, вид на исследовательскую станцию с высоты птичьего полёта. Тягач и бронетранспортёр отправляются в обратный путь. Кадр начинает делиться на отдельные элементы, в каждом из которых открывается вид на другие советские объекты в Афганистане: лагеря временного размещения, полевые госпитали, склады продовольствия и т.д. Все эти картины складываются в лежащую на столе в пустом блиндаже карту Афганистана, затем одна из картин даётся крупным планом: афганский мальчик широко раскрытыми глазами обозревает технику и людские массы на железнодорожной станции, откуда отправляются эшелоны на юг.

15) Из всех видов на карте Афганистана исчезают люди, затем их заполняет лёд, наконец, и сам стол с лежащей на нём картой покрывается изморозью. Вид внутрь заброшенного блиндажа – всё сковано холодом. Вид из двери блиндажа, она выходит на юг: в ускоренной прокрутке сменяются времена года (зима – темнее, лето – светлее, но земля постоянно скована льдом). Некоторое время («годы») спустя с юга появляются колонны гусеничных машин с первопроходцами.