Автор фильма «14+», получившего первое место по итогам зрительского голосования на фестивале «Кинотаврʼ15», режиссер Андрей Зайцев рассказал Кинопризыву о том, легко ли получить права на музыку Челентано и Radiohaed, откуда он взял идею сжечь в фильме ковер, и почему его редко радует современное кино.  

- Андрей, Вы сами написали сценарий для картины «14+». Сколько времени у Вас на это ушло?

- По-моему я сделал его за лето, точно уже не помню, это было в 2009 году, давно уже.

- В фильме было столько ярких моментов, каких-то ситуаций комичных, где каждый может узнать себя или своих знакомых. Откуда Вы брали все эти истории?

- Было настроение, было вдохновение. Я посмотрел фильм Роя Андерссона «Шведская история любви», и был под сильнейшим впечатлением от этой истории подростков, того, какие они есть, какие они светлые, чистые, как там все это рассказано… Невероятно точно, трогательно, с очень хорошими наблюдениями. Мне захотелось снять что-то похожее по эмоциям, про этот возраст: про то, что я помню, про то, что у друзей было. Взять все это и как-то осуществить и «овеществить» - чтобы это превратилось в какой-то вещественный мир. Вот. И тогда все эти истории как-то мгновенно выплыли, вспомнились и все это как-то срослось. Плюс ко всему я слушал музыку Челентано и под нее были также навеяны какие-то сцены. Все это вместе как-то «срикошетило», и появился этот сценарий. Он лежал у меня до тех пор, пока не возникли обстоятельства более благоприятные, когда стало понятно, что такого рода кино можно запустить. И тогда мы его запустили.

- А как родилась эта потрясающая история со сжиганием ковра?

- Мне одна знакомая рассказывала, что однажды ее подружки здорово напились, а одна из них была очень увлечена темой экстрасенсов, считала, что чувствует порчу и сглаз, училась снимать все это, так вот они сидели, выпивали, выпивали, и она вдруг говорит: «Слушай, у тебя в квартире точно сглаз есть. Сто процентов». Они стали ходить по комнатам и смотреть, пока она не почувствовала источник сглаза в ковре. Тогда они взяли и сожгли его. На утро, конечно, все были в шоке от того, что натворили.

Эта история как-то запомнилась мне и вот таким образом она в фильме появилась. Очень часто бывает ведь, что приходит подружка школьная, а тут эта подружка еще и завивку делает ей и волосы помогает покрасить. Ну, заодно и выпили, и чуть переборщили, молодость вспомнили. А дальше, вот, накуролесили. Так что это реальная, жизненная история.

- Насколько я знаю, у Вас был необычный кастинг для этой картины – вы искали всех ваших героев через социальные сети. Почему? Способ сэкономить время и средства?

- Нет, просто реалии меняются и отказываться от такого удобного сервиса как «ВКонтакте», где находятся почти все подростки страны – это довольно глупо. Тем более, когда ты знаешь, что все профили почти открыты, и там есть почти все подростки, они там друг с другом общаются. И если ты в школе, начиная с восьми - десяти лет, не имеешь странички «ВКонтакте», то ты как-то выпадаешь из социума, потому что там идет все общение. Это такой огромный мир, который существует, и ты должен в нем быть.

Я понял, что кастинг в соцсетях - это ужасно удобно. При том, что отправлять людей делать кастинги по школам, это, во-первых, очень сложно в организации, пока все эти разрешения получишь, и так далее, а во-вторых, и что более важно, это то, что ты из этих фотографий потом все равно мало что поймешь. Потому что там стоят дети зажатые, с бумажками, где написаны их имена, и как правило, это еще и сфотографировано на обычную камеру, какую-нибудь мыльницу, все плоское, и очень сложно понять по этим картинкам, кто из них какой. Насколько он артистичный или неартистичный.

А по фотографиям, выложенным на страничке, можно многое понять. Хотя бы фотогеничный он, для начала, или нет. Они же там все вывешивают, каждый свой «чих». Поэтому, это крайне удобно. Если тебе кажется, что он интересный, ты просто пишешь ему письмо, и этот ребенок либо отвечает и приходит с родителями, либо не приходит, если считает, что это какая-то разводка и обман. У нас особых проблем не было. Все те, кто были нам нужны, пришли. Все получилось и кино сняли. Как мне кажется, те, кто будет в дальнейшем делать кино про подростков, могут вполне этим сервисом пользоваться, это очень удобно.

- А возраст ваших актеров, он действительно колеблется в районе 14 лет?

 - Ну да, когда мы начинали снимать фильм, им было 14, а во время съемок им исполнилось по 15 лет.

 - Насколько легко или тяжело работать с подростками такого возраста? Они вроде бы уже и взрослые, но в тоже время еще дети…

- С этими ребятами было вообще не тяжело, потому что они очень талантливые, работоспособные и очень старались. Выкладывались максимально по полной программе, как взрослые. Иногда конечно, что-то не получалось, в основном, из-за отсутствия какого-то опыта актерского, но дубль за дублем, все равно мы приходили к нужному результату. Мы заранее знали, что будет непросто, и подстраховались, заложив побольше смен. У нас там было 67 съемочных дней, что довольно много для такого кино. Обычно ограничивается всё 30-ю, 35-ю – это максимум. А у нас получается, что мы за одну картину как-бы две сняли. И практически никаких сцен у нас не выпало, то есть, ничего лишнего мы не наснимали.

-То есть, вы весь материал отснятый умудрились использовать? Как Вам это удалось? Ведь обычно часть материала неизбежно идет в корзину.

- Нет, мы совсем немного отрезали, и то, только для того, чтобы ритм фильма сделать немного поплотнее. И в целом, могу сказать, что нигде практически, я не ошибся. Вообще с ребятами хотелось очень спокойно и подробно работать. Чтобы не торопиться, не гнать, понимая, что ты только что-то снял, а уже пора торопиться, бежать на следующий объект, потому что этот закрывается и денег потом не хватит. Тут хотелось максимально, по возможности, вложиться в кино.

- Что было самым сложным?

 - Да не знаю. В любой картине, наверное, самое сложное в том, что есть творческая составляющая, когда ты написал сценарий, все это придумал, как все должно выглядеть прекрасно, и есть техническая составляющая. На 90% кино - это техническая составляющая, и самое сложное в том, что ты зависишь невероятно от этой технической составляющей, она очень много отнимает времени, сил и нервов. И ты боишься потерять вот эту творческую составляющую, из-за которой потом кино либо получается, либо не получается.

В борьбе с этими ветряными мельницами, техническими вопросами, денежными, когда надо все в сроки успеть, приходится нелегко. Ведь завтра уже не будет этой ночной смены, этого автобуса, а тут автобус приехал на три часа позже, и актеры, которые должны были приехать, не смогли вдруг приехать, и так далее. А потом еще вдруг начинается дождь, и непонятно, снимаем ли мы эту сцену в дожде - а смена для нее очень дорогая, или мы не снимаем ее в дожде. Встает вопрос -  может быть эта сцена снята под дождем или нет?

И вот, когда решаем снимать и половина материала уже отснята, дождь прекращается. Что делать? Дальше переснимать все то, что было снято, уже без дождя? Или продолжать стоять в кадре с зонтиками, а дальше как-нибудь разберемся? А ночь тем временем уже заканчивается…  Вот такие вот вещи перебивают абсолютно все творчество, и самое сложное – преодолеть их и не забыть главное, не потерять творческую составляющую, быть ей верным и ориентироваться на нее. Это самое сложное.

- Как вы искали финансирование для этой картины? Насколько тяжело было найти деньги?

 - Деньги нам дал сначала Фонд Кино, как социально значимому проекту, а потом, когда у нас уже полным ходом шли съемки, мы подали на питчинг в Министерство Культуры материал, который мы уже отсняли. Это убедило экспертный совет, после чего они нам дали дополнительное финансирование. Благодаря этим деньгам кино было снято. Если бы не поддержка Фонда Кино и Министерства Культуры, мы бы не сняли этот фильм. Потому что мы обращались к некоторым продюсерам, но все они по разным причинам не смогли наш проект запустить и отказали.
Ну и потом, свои средства мы вложили. Потому что денег не хватало на все. Была какая-то частичная поддержка, а дальше мы уже сами - кредиты в банке и все такое. Все по-взрослому.

- Непросто в наше время быть кинематографистом. Почему, кстати, Вы выбрали этот путь для себя? Что этому способствовало?

 - Ну я пошел учиться на ЖурФак, и понял в какой-то момент, что мне все это совершенно не интересно. А так как творческая составляющая во мне довольно сильна, мне все время хочется что-то создавать, что-то делать, то соответственно, надо было как-то этот вакуум заполнить. И мне приятель посоветовал пойти на ВКСР (Высшие Курсы Сценаристов и Режиссеров) к Александру Митте. Я на них пошел, но в процессе понял, что игровым кино пока не готов заниматься, нет у меня пока на это ни сил, ни мускулов. И как-то раз, я увидел документальный фильм Сергея Лозницы «Сегодня мы построим дом», где он из окна дома снимал, как наши рабочие строят дом. Очень смешная, интересная работа, они ничего там не делают целыми днями, а дом в результате построен. Поразительно смешно. Я посмотрел в свое окно и обнаружил, что у меня тоже имеется прекрасный вид из окна. И я полгода снимал свой вид из окна и получился фильм «Мой дом». Он был на многих фестивалях.

 - Наверное, отголоски этой истории мы видим в первых кадрах фильма «14+» – множество красивых видов, все эти дома…

 - Ну просто я вырос в спальной районе, с этими бесконечными разноцветными домами. И мне хотелось как-то взбодрить зрителя, дать ему ощущение того, какое кино он посмотрит впереди. Поэтому там и песня Челентано - я понимал, что только эта песня может быть там и больше никакой. И мы специально по ней снимали отъезд, чтобы все совпало по музыке, и чтобы она задала ритм и настроение всему фильму. По ней сразу же понятно, про что кино. Мы вот когда покупали эти права у Челентано, мы очень боролись за эту музыку, чтобы она у нас была. Если бы нам ее не дали, то я слабо себе могу представить, что бы это могло быть. Можно было бы что-то придумать, конечно, но это был бы такой, сильный компромисс.

 - У Вас там вообще замечательная музыка - и Челентано и группа Radiohead, которая, как я слышала, уступила Вам права за какие-то совсем небольшие деньги, что редко случается в наше время…

- Ну да… Если бы мы знали, что все это будет так сложно… Когда ты не знаешь, что тебя ждет, и начинаешь плыть, то потом уже деваться некуда. Хуже, когда ты знаешь и потом сам себя начинаешь ограничивать, понимая, какой это геморрой, и что ждет тебя впереди. Слава богу, что мы этого не знали. Потому что это отняло огромное количество сил, нервов и времени, просто ужасно много. Вся эта продюсерская работа. Вот режиссеры многие ругают продюсеров, но если бы кто-нибудь из них попробовал бы сам все это сделать… Это ужасно сложно, и врагу не пожелаешь такой работы. Режиссерская то сложная, а продюсерская, со всеми этими общими делами – это вообще кошмар. Поэтому я очень благодарен нашему генеральному продюсеру Ольге Граниной.

- Картина «14+» - это ваш второй игровой фильм. Кроме него была еще одна игровая картина и несколько документальных работ. Расскажите о них немного.

- Да, у меня была игровая картина «Бездельники», в 2011 году она получила приз критиков на фестивале в Выборге. А до этого я снимал документальные работы, как правило, для канала Культура. Например, у нас был цикл «Мост над бездной» про мировое искусство с Паолой Волковой. Это была замечательная ведущая, искусствовед, которая умерла уже, к сожалению. Паола Дмитриевна там брала картину, шедевр какого-то мастера, Боттичелли или Веласкеса, и рассказывала о ней очень интересно, расшифровывая эту картину, приводя детали разные про этого художника. Она была потрясающим рассказчиком - рассказывала очень просто, но невероятно вкусно. Ты смотришь и действительно начинаешь понимать, и учишься читать картины, и это оказывается дико увлекательным занятием.

Есть ведь масса скучных искусствоведов, лекторов, которые отбивают любую охоту, от них веет каким-то нафталином и пылью, сразу зевать хочется. А она вот заражала, в хорошем смысле слова. Чудесная была женщина. И этот проект, как мне кажется, был очень важным для мировой культуры в целом. Я думаю, его и через 50 лет будут смотреть. Это какой-то невероятный вклад в мировое искусство и образование. Тем более, что есть интернет и любой подросток из любого города может его посмотреть свободно.

 - И еще у Вас был какой-то документальный цикл про ветеранов?

- Да, он и сейчас есть. Называется он «Моя Великая война». Ветеранов сейчас очень мало осталось и мало кто ими по-настоящему интересуется. Как правило, берут десять интервью у ветеранов и делают коротенькую нарезку, по несколько фраз от каждого, плюс голос диктора. И вот так рассказывают, например, про битву за Сталинград. Нам же хотелось, чтобы ветеран мог выговориться и рассказать всю историю войны свою от первого дня до последнего: как он узнал, что война началась, и как узнал, про Победу. И как только ты даешь им высказаться, то сразу получается совершенно другой градус и абсолютно другая глубина. Потому что ты погружаешься в войну. Как говорил Астафьев – сколько солдат, столько и войн. И у каждого своя война и своя правда о войне. И вот мы берем этих солдат, и они нам рассказывают свою правду о войне.

Таких программ у нас уже штук десять. Каждый такой фильм длится сорок минут. Человек все эти сорок минут рассказывает про свою жизнь, про свою войну, это такой монолог почти. И в целом получается такая мозаика из разных историй войны. Одна война у сапера, другая война у блокадницы, третья война у пулеметчика, четвертая – у командира штрафбата. Мы продолжаем это снимать, пока они живы. Но их все меньше и меньше остается. А нам же еще нужно найти человека, который хорошо бы говорил, хорошо бы себя чувствовал, был хорошим рассказчиком. Потому что как-бы не хотелось поговорить с ветераном, но если он плохой рассказчик, то сорок минут не удержать зрителя около телевизора. То есть это должен быть еще и хороший рассказчик. А таких сейчас днем с огнем не сыщешь. Но мы стараемся, находим, и потихонечку их снимаем.

- А как Вы их находите?

 - Ну, где-то ищем сами, где-то через организации. Иногда кто-то просто посоветует кого-то. Есть еще такая акция, где дети подростки ходят по ветеранам, расспрашивают их про войну, снимают на бытовые камеры, вывешивая потом в интернет. Когда смотришь такой ролик, видишь типаж человека и понимаешь – наверное, этот сможет. Потом разыскиваешь его, узнаешь, в каком он здравии находится, после чего отправляешь к нему человека. Тот с ним разговаривает, чай пьет, беседует, в ходе этой беседы становится понятно, наш это герой или нет. Потом мы принимаем решение и едем к нему, если он соответствует нашим параметрам. Так как деньги небольшие выделяются, приходится работать, в основном, в Москве, в Питере или в других близлежащих городах, в которые можно доехать за пять – семь часов из Москвы.

- Все ваши работы очень разные. Но Вы ведь не только режиссер, иногда Вы и зритель тоже.  Какие фильмы вы любите смотреть как зритель?

- Я очень люблю фильмы Данелия, Иоселиани, Михалкова, Кончаловского. Данелию особенно люблю за то, что у него как раз есть сочетание то самое, сложное, драмы и комедии. Все грустно, но при этом, все смешно и с улыбкой. Очень тяжело соблюсти этот баланс. Просто невероятно сложно. Я считаю, что это высший пилотаж.

А вообще, к сожалению, мне вообще мало что стало нравиться в кино. Редко что-то такое встречается, из жанрового кино, что действительно цепляет, где автор беспокоится и думает о зрителе, пытаясь его увлечь с первых же секунд. Мне очень важно, чтобы фильм меня сразу-же зацепил. А в последнее время чем больше фильмов я смотрю, тем мне сложнее преодолеть это странное кино, в которое очень долго нужно погружаться. Где я должен смотреть и верить, что где-то там, наконец-то что-то произойдет, ради чего вообще стоило смотреть первые 30 минут. Мне это очень сложно. Возможно, если бы это был кинотеатр, меня бы как-то еще все это затягивало, но если ты смотришь дома и тебя не цепляет, то ты либо на перемотке досматриваешь, либо выключаешь вообще.

- Над чем Вы в данное время собираетесь работать? Какие у Вас планы на будущее?

- Есть несколько историй, надо дописать сценарии и решить, для какой из них лучше начинать искать финансирование. Потому что денег мало в стране. Так что это должна быть история, на которую можно найти финансирование. Надо просто решить, что с наибольшей вероятностью можно запустить на данный момент. К сожалению, приходится учитывать и экономическую ситуацию в том числе. Можно, конечно, сидеть с одним проектом и мечтать его снять, мечтать пять или восемь лет, но я так не могу. Потому что жизнь проходит, надо что-то делать, и делать это максимально честно и профессионально.

Беседовала Елена Болдырева