Рассвет уже давно наступил, но теплее не становилось. Напарник Клауса зябко провел рукой по пуговицам шинели, будто проверяя, не уходит ли где-либо тепло и, поправив ремень маузеровского* карабина на плече, пошел дальше по караульному маршруту вдоль изгороди...

Григорий Гурьев, одарённый музыкант, художник и поэт в начале войны оказался в плену, чудом вырвался из плена, попал в облаву, по дороге на расстрел бежал, опять облава, германская каторга, пришли наши, штрафная рота. Но самое страшное ожидало Григория дома...

Каменистая пустыня слепила белизной, а вечный её странник, сухой, пыльный ветер, везде быть успевая, вкручивался то там, то там в раскалённую землю. Заметив чужака, крадучись, подлетал к нему, срывал панаму и, прихватив с собой, гонял зигзагами по щебню то кривое зелёное колесо...

Позади меня у реки – маленькая деревенька. Передо мной, в поле у обочины поставлен из черного гранита невысокий крест и памятная плита со списком павших. Но не у дома родного покоятся их останки... Вглядываюсь в список... Мечтал и он, и он, и они все вернуться, взглядом охватить милые просторы... а сегодня видеть эти лес, поле и речку могу я, случайный прохожий...

Август 1942 года. Передовая линия обороны Красной Армии. Ночь. В траншее, у лисьих нор, стоят бойцы Красной Армии, покуривая в кулак самокрутки. Один солдат внимательно вглядывается в темноту...