Режиссер короткометражного фильма «Это не я» (участник «Кинотавра. Короткий метр», приз за лучшую операторскую работу на «Святой Анне») Алексей Камынин рассказал «КИНОПРИЗЫВУ» о том, легко ли ему дался дебют, сколько раз герой Никиты Кукушкина нырял в окровавленную ванну и кто на самом деле живет в жуткой квартире у вокзала, показанной в фильме.

- Откуда взялась история вашей картины?

- Начиналось все довольно забавно. В этой квартире, где живет главный герой, в реальности жил мой друг-оператор Никита Корнев. И вот, когда я в очередной раз развалился у него на диване и причитал на тему «о чем бы мне снять», он предложил: «У меня такая ужасная и страшная квартира на первом этаже такого отвратительного района. Сними про чувака, который просто тут живет». В итоге первый вариант сценария был придуман исходя из локации.

Как-то мы отмечали там день рождения, и кто-то снаружи вдруг стал долбить нам в окно, потом выдавил форточку и залил окно соком, и просто убежал. То есть находиться там порой было реально страшно, поэтому многие атмосферные детали, насытившие фильм, были взяты из реальности. За два месяца появился первый вариант сценария, который удалось написать совсем без диалогов. Но я спрятал его в стол, как только поступил на Курсы (Высшие курсы сценаристов и режиссеров, мастерская В. Хотиненко, В. Фенченко, П. Финна).

А через год обучения нам как раз задали снять бездиалоговый фильм. Я откопал эту историю и переписал в соответствии со всем, чему успел научиться. Но за две недели до съемок, когда уже все было готово к старту, я показал ее сценаристке Марине Потаповой («Шапито-шоу»), и она разнесла все в пух и прах. В процессе обсуждения она обронила фразу «может, герой не знает, убил или не убил». Меня она сразу зацепила, заработала фантазия, и за день я начисто переписал сценарий, от прежнего оставив только локацию и главного героя, добавил несколько диалогов.

Главный итог этих бесконечных переписываний в том, что я настолько хорошо разобрался в жизни этого героя, что почувствовал свободу НЕ рассказывать о нем почти ничего в кадре. Кто он такой, сколько лет, где работает, что любит, что хочет — все это у меня было в первом сценарии и первых раскадровках. Но потом я понял, что знать этот стандартный набор киногероя мне совсем не так интересно, как интересно попытаться оторвать саму историю от земли и приподнять до уровня притчи.

Конечно, не в прямом смысле «до» уровня причти, но «поближе». К счастью, Никите Кукушкину, который уже согласился сниматься в первой истории и которому, кстати, она очень нравилась именно своей бессловесностью, все-таки новый сюжет понравился еще больше, и съемки начались. Это вообще мой первый взрослый фильм, и я надеялся засчитать его, как курсовой. Но когда мастера увидели черновой монтаж, то сказали, что это диплом. За что я им очень благодарен.

- Насколько ваш герой близок Вам лично?

- Можно сказать, что об этом говорит само название «Это не я». Я живу в нормальной квартире, не выслеживаю девушек и у меня нет проблем с наркотиками, но все равно что-то меня с этим героем, конечно, связывает. Наверное, это — непонимание того, хороший ты или плохой, и каким должен быть, и то, как часто задаешь себе эти вопросы в разных жизненных ситуациях. В этом смысле, наверное, герой фильма, и тот капкан, в котором он оказался, мне близки.

- Легко ли согласился на эту роль Никита Кукушкин?

- Я написал ему ВКонтакте, что он классный актер и что я хочу снять его в своей курсовой. Изложил вкратце историю, детали — он заинтересовался. Потом мы встретились и обсудили, что ему предстоит сыграть, и он сказал – окей, я согласен. Он снимался бесплатно, за что ему отдельное спасибо. Единственное, попросил заказывать ему такси, поскольку он тогда разрывался между театром, другими съемками и многочисленными кастингами.

 - Сколько по времени длились съемки, много ли у Вас было локаций?

- С актерами семь длинных съемочных дней было, плюс еще где-то десять дней на досъемку различных деталей, в основном уже без актеров. Локации: квартира героя, платформа с электричками, каток, два парка, секс в окне первого этажа, рождественская ярмарка на Пушкинской, где он жертву выслеживает, и бар, где финальная сцена снималась. Ну и еще сцена допроса «преступника», но она снималась отдельно на мыльницу.

- Кстати, про финальную сцену. Что же будет с героем и с девушкой дальше, за закрытой дверью? Убьет он ее?

- Если бы я знал ответ на этот вопрос, то не делал бы такой открытый финал, а с удовольствием показал бы, как они вышивают вместе крестиком, ну или — с еще большим удовольствием — как герой опять лежит в ванной и отмывается от крови. Но я не знаю наверняка, как он поступит. Потому что не могу быть до конца уверен в том, как поступил бы я сам, оказавшись таким вот молодым человеком. Однако мое ощущение — процентов на восемьдесят — что все для девушки кончится плохо.

Это предчувствие я в последних кадрах внимательному зрителю передал: и тем, как внезапно исчезли красные пятна с лица Кукушкина перед поворотом к девушке, и тем, как прояснились, оставшись холодными, его глаза, и самой «хищнической» пластикой их финальной проходки, и самой музыкой, в конце концов. На самом деле, то, как зритель трактует финал, многое говорит о его собственной натуре. Поэтому мне всегда интересно после показа оставаться и обсуждать фильм с людьми. Большинство, конечно, верно улавливает все мои намеки и лишних иллюзий по поводу судьбы девушки не питает. Но забавно, что регулярно находятся люди, которые, наоборот, на сто процентов уверены, что за дверь в финале выходит новая ячейка общества! Сразу видно, люди — непрошибаемые оптимисты.

Вообще, больше всего критики в адрес фильма я услышал именно по поводу финала. Многих зрителей так раздражает, что финал супер открытый, просто ужас. Все так привыкли к однозначности, так хотят конкретного месседжа... «Ну как же, ведь должно быть понятно, чему это история научила героя, а соответственно, и нас, зрителей...» Ты их выкидываешь из лодки и говоришь, мол, ребята, ну хоть немного сами поплавайте, порадуйтесь этому. А они в ответ все твердят, что у тебя месседж невнятный, и обратно в лодку лезут.

- А вот эта сцена, когда герой съедает сахар и все в комнате как-бы оживает, тени, блики, свет от электричек бьет в окно… Эта сцена у вас тоже была заранее расписана по раскадровкам? Или она родилась уже на месте?

- Да, это все было в раскадровках. Световое решение интерьерных сцен мы репетировали за несколько дней до съемок. У нас было, правда, совсем мало света: один Dedolight, Lowel Frenl 650 и две световых панели LED. Кинокамеру, к сожалению, не удалось достать, поэтому снимали на Canon C100. Несмотря на такой почти любительский набор «начинающего киношника», оператору Никите Корневу удавалось из ничего создавать очень атмосферные кадры. И там, где я сходил с ума от того, что все летит к чертям, его неизменное чувство стиля просто возвращало к жизни.

- А как создавалась сцена, где герой выныривает из ванны, а из носа у него сочится кровь?

- Это была искусственная кровь, просто капали на ватку и в нос засовывали. В фильм в итоге вошел седьмой дубль: он так много раз совал себе в нос эту ватку, что вода в ванной уже просто стала красной, будто у него кровь не из носа, а из раны в боку хлещет. А в другой, уличной сцене, где у Кукушкина прямо в кадре начинает идти из носа кровь, мы из пипетки искусственную кровь залили. Перед съемкой думали, нужно залить, и сразу же прыгнуть в кадр, потому что она через секунду польется обратно. Залили, быстро выставились, ждем... Проходит 10 секунд, 20, 40... а она все не течет и не течет. Тут до нас дошло, что на улице минус двадцать, и краска просто замерзла у него в носу.

- Что было самым трудным на съемках?

- Пожалуй, самым трудным и был мороз. Мы снимали вечерами и ночами, и все время — на каком-то диком ветру. В итоге все раскадровки гениальные, которые я делал, были выброшены и на ходу переделаны на просто «приемлемые», потому что актеры и члены команды, стуча зубами, молили: «Пожалуйста, сними хоть что-нибудь, хоть как-нибудь, мы хотим жить...» А никаких вагончиков, чтоб можно было пойти согреться, мой бюджет, конечно, не предполагал. Из-за этого все натурные сцены получились процентов на тридцать от того, как были задуманы. Надеюсь, их все равно можно как-то смотреть.

- Каков был бюджет вашего фильма?

- Сто тысяч рублей.

- Были ли какие-то сложности на этапе постпродакшена? Много времени ушло на это?

- После того, как собрали «рыбу», и моя большая гордость, что она на 95% собрана в точности по раскадровкам, мы поняли, что нам не хватает еще каких-то отдельных кадров, и потом еще ездили доснимали. Поэтому монтаж затянулся, наверное, месяца на полтора. А так, мы начали снимать в середине декабря, закончили в конце января, а в начале апреля я защитил «Это не я» как диплом.

То есть, всего три месяца постпродакшена, из которых где-то месяц понадобилось звукорежиссеру Антону Булле, и еще месяц композитору Вере Васильевой. В первой версии фильма у меня стояла музыка довольно известных европейских техно-диджеев, но потом не все из них заключили со мной договора, и тогда на помощь пришла Вера, которую я попросил сочинить «гимн торжествующего зла» в стиле техно.

В обычной жизни она возглавляет инди-группу «Verona Boys», но ради фильма героически полюбила техно и написала два больших и прекрасных в своей «страшности» трека: один — к ночной сцене на месте убийства, а другой – к сцене на ярмарке, где герой Кукушкина выискивает жертву. Всегда приятно, когда зрители после показов спрашивают, что за диджей написал эту музыку, потому что Shazam им ее не подсказал.

- Оправдались ли ваши ожидания от показа картины, судя по отзывам зрителей, друзей и знакомых?

- Ну, я совершенно не рассчитывал, что будет такая позитивная реакция на фильм. Когда собрал «рыбу», у меня вообще была истерика: в первый раз увидеть свой фильм без ритма, музыки и звуков, без всего смысла… Но потом я как-то собрался, смонтировал его, и мне вдруг сказали мои мастера, что это хорошо, мощно получилось. И я подумал – ну, да, наверное. Одногруппники сказали тоже, что хорошо. И я еще больше поверил. Пока мне много раз не сказали, что фильм получился, я не верил. Мне все время казалось, что это не кино, а просто что-то странное, снятое на морозе. Мое восприятие фильма замутнило в первую очередь то, в каких производственных муках снималась почти каждая сцена, и когда я его смотрел, то просто каждый раз все это заново проживал.

- Какие ощущения были на Кинотавре, когда взяли этот фильм, и когда его показали?

- Я надеялся, ждал, что его возьмут, потому что уже поверил, что фильм достойный, к тому же незадолго до объявления Кинотавра мы стали лауретами «Святой Анны». И когда взяли, я очень обрадовался, конечно. На Кинотавре первый день было немножко страшно — кругом столько пафоса, столько звезд. Смотрю другие работы, сразу вижу - вот, ребята кинокамеру хорошую нашли, свет профессиональный, бюджет хороший налицо. И думаю: «Что мы тут делаем со своим фильмом, снятым как будто в подвале в Берлине 20 лет назад?» Но потом оказалось, что на Кинотавре супер дружелюбная атмосфера. И показы были чудесные - я несколько дней подряд получал удовольствие от хорошего кино. Так что в итоге фестиваль мне запомнился как один сплошной праздник.

- Какие планы сейчас, чем занимаетесь?

- Я пишу сейчас сценарий полного метра. По жанру это триллер-мелодрама, чуть-чуть фантастики, ближайший референс — «Вечное сияние чистого разума». Думаю, что еще пару месяцев где-то буду писать, а потом начну ходить на питчинги и по продюсерам.